– Да, – говорил Спартак, – я чувствую, что на меня возложена некая миссия. Я близко узнал земных правителей и был поражен их тупоумием, невежеством, жестокосердием. О, как прекрасна жизнь, как прекрасна природа, как прекрасно человечество! Но что делают они с жизнью, с природой и с человечеством!.. Я долго плакал, увидев, что и я сам, и люди – мои братья, и все творения Божьи – рабы подобных ничтожеств!.. Я долго плакал, словно слабая женщина, а потом сказал себе: «Кто же мешает мне вырваться из их цепей и жить свободным?» Но после периода одинокого стоицизма я увидел, что быть свободным в одиночестве еще не значит быть свободным. Человек не может жить один. Целью человека является человек. Без этой цели он не может жить. И я сказал себе: «Я все еще раб, надо освободить моих братьев…» И я нашел благородные сердца, которые примкнули ко мне… И друзья зовут меня Спартаком.
– Я уже сказал тебе, что ты будешь только разрушать, – ответил старец. – Спартак был взбунтовавшимся рабом. Но повторяю – пусть будет так. Берись за дело разрушения. Созови тайное общество, которое будет разрушать нынешнюю форму великих беззаконий. Но если ты хочешь, чтобы это общество было сильным, деятельным, могущественным, вложи в него как можно больше живых, вечных принципов. Оно предназначено сначала разрушать, – ибо, чтобы разрушать, надо существовать, всякая жизнь позитивна, – а потом сделать так, чтобы из дела разрушения возникло то, что должно возродиться.
– Понимаю, ты хочешь намного ограничить мою миссию. Пусть так – малую или великую, но я принимаю ее.
– Все, что послушно советам Божеским, всегда велико. Познай то, что должно стать правилом твоей души: ничто не пропадает бесследно. Даже если твое имя и твои поступки исчезнут, если ты будешь работать безымянно, подобно мне, все равно твои действия не пропадут даром. Божественное равновесие – это сама математика, и в горниле Божественного химика самые мельчайшие частицы обретают свое истинное значение.
– Раз ты одобряешь мои намерения, научи меня, укажи мне путь. Что я должен делать? Как воздействовать на людей? Надо ли прежде всего воздействовать на их воображение? Или воспользоваться их слабостью и склонностью к чудесному? Ты ведь сам убедился, что можно делать добро с помощью чудес!..
– Да, но я убедился и в том, что это может причинять зло. Если бы ты глубоко изучил нашу доктрину, ты бы знал, в какой период существования человечества мы живем, и сообразовал бы свои способы действия с духом своего времени.
– Так помоги же мне познать доктрину, научи тактике действия, научи, как приобрести уверенность.
– Ты спрашиваешь о тактике и об уверенности у артиста, у человека, которого другие люди обвинили в безумии и подвергли за это преследованиям! Очевидно, ты обратился не к тому, к кому следовало. Спроси об этом у философов и ученых.
– Я обращаюсь к тебе. Мне известна цена их науки.
– Что ж, если ты настаиваешь, скажу тебе, что тактика тождественна самой доктрине, ибо она тождественна высшей истине, которую та раскрывает. Обдумав это, ты поймешь, что иначе не может быть. И следовательно, все сводится к тому, чтобы познать доктрину.
Спартак задумался и, помолчав, сказал:
– Я хотел бы услышать из твоих уст главную формулу доктрины.
– Ты услышишь ее, но не из моих уст, а из уст Пифагора – отголоска всех мудрецов. О Божественная тетрада.[253] Вот она, формула. Именно ее под видом всевозможных образов, символов и эмблем провозглашало человечество голосом великих религий, когда не могло постичь ее умозрительно, без воплощения, без идолопоклонства, такой, какою она открылась ее истолкователям…
– Говори, говори. И чтобы я тебя понял, напомни мне некоторые из этих эмблем. А потом перейдем к суровому языку абсолютного.
– Я не могу исполнить твое желание и разделить эти две вещи – религию, то есть самую ее сущность, и религию в ее внешних проявлениях. В нашу эпоху человеку свойственно видеть то и другое одновременно. Мы вглядываемся в прошлое, и, хотя мы не жили тогда, находим в нем подтверждение наших взглядов. Сейчас я поясню свою мысль. Но сначала поговорим о Боге. Применима ли эта формула к Богу, к этой бесконечной сущности? Было бы преступлением, если бы она не была применима к тому, от кого исходит. Размышлял ли ты о природе Бога? Без сомнения, размышлял, ибо я чувствую, что ты носишь Бога, истинного Бога, в своем сердце. Итак, скажи, что есть Бог?
– Это Существо, совершенное Существо. Sum qui sum[254] – гласит великая книга, Библия.
– Да, но разве мы ничего больше не знаем о его природе? Разве Бог не открыл человечеству ничего иного?
– Христиане говорят, что Бог един, но в трех лицах – Бог Отец, Бог Сын и Бог – Дух Святой.
– А что говорят об этом предания старинных тайных обществ, к которым ты обращался?
– Они говорят то же самое.