Графиня Монте-Кристо

Мать моя не выходит теперь из своей комнаты. Отец провел у нее все утро до самого полудня, причем всем, не исключая даже меня, было строго запрещено входить к ним.

Думаю, запрет этот относился прежде всего именно ко мне, ибо они говорили о моей свадьбе. Я поняла это, когда мне наконец разрешили увидеть бедную матушку. Глаза ее были красны от слез.

Я провела с ней весь оставшийся день, устремив взгляд на свою вышивку, в то время как она делала вид, что читает.

К счастью, к нам приехала с визитом графиня Монте-Кристо.

Заметив мою бледность, она взволнованно осведомилась о моем самочувствии.

— Сама не знаю, что с ней делается, — отвечала ей матушка. — Боюсь, ей здесь просто не нравится.

— Вы должны дать ей возможность отдохнуть и рассеяться, — сказала графиня Монте-Кристо. — Пришлите ее послезавтра ко мне. Я пригласила на этот день много девушек. Их матери будут беседовать между собой, а дочери тем временем устроят танцы в саду. Возможно, это понравится мадемуазель Киприенне несколько больше, чем наши церемонные балы и рауты.

Матушка ответила, что предоставит это на мое усмотрение, и они заговорили о другом.

Когда графиня Монте-Кристо уехала, матушка спросила меня, разговаривал ли со мною отец.

— Да, мама, — печально ответила я.

— Мужайся, дитя мое, тебе следует подчиниться его воле.

— Ах, матушка! — только и могла ответить я.

Подойдя ко мне, матушка нежно обняла меня.

— Глупышка! — прошептала она мне на ухо. — Зачем же так плакать? Ты же никого не любишь, поэтому приносимая тобою жертва не будет такой уж тяжелой.

Я ничего не отвечала ей.

— Боже мой! — вскричала матушка, нежно отстраняя меня от себя и глядя мне в глаза. — Неужели я и так уже не наказана слишком сурово?

Слезы мои прекратились, тело била сильная дрожь.

— И ты будешь несчастлива всю жизнь, будешь страдать за чужие грехи? Нет, этого не должно случиться! Это было бы слишком жестоко и несправедливо! О, Господи! Неужели Ты действительно хочешь, чтобы моя Киприенна, моя единственная радость, была принесена в жертву этому Матифо? Нет, лучше мне умереть тысячу раз, лучше мне…

Тут она замолчала, а затем заговорила снова прерывающимся от волнения голосом:

— Спи спокойно, дочка, мать позаботится о тебе. Мне придется выдержать бурю гнева твоего отца, но Бог даст мне силы. Клянусь, ему не удастся насильно выдать тебя замуж за этого человека!

Разразившись рыданиями, матушка рухнула на диван.

Лицо ее было покрыто смертельной бледностью и выражало невыносимое страдание, невольной причиной которого была я.

Я стала умолять матушку простить мне мои детские страхи, торжественно убеждая ее, что моя антипатия к барону Матифо вовсе не была столь непреодолимой, как я думала вначале. Я обещала ей привыкнуть к мысли о том, чтобы стать ему хорошей женой.

— Подумай об этом хорошенько, Киприенна, — сказала мне матушка, — если у тебя действительно хватит мужества не отказаться от своего решения, то тем самым ты избавишь нас от многих горестей и забот. В противном случае можешь быть уверена, что я всегда останусь на твоей стороне и сделаю все возможное для твоей защиты.

Все еще взволнованная разговором с матерью, я вышла в коридор, где неожиданно столкнулась с полковником Фрицем, который стоял рядом с дверью, из которой я появилась. Увидев меня, он тут же отступил в сторону.

Несмотря на все свое хладнокровие, он казался очень взволнован и, молча поклонившись мне, поспешно удалился.

Что он здесь делал?

Может быть, подслушивал наш разговор?

Должно быть, это предположение не лишено оснований.

Уверена, что это опасный враг, страшиться которого у меня есть все причины.

В шкатулке для драгоценностей я нашла вторую записку. Она хоть и была очень коротка, но более понятна, чем первая. Написана записка той же рукой и подписана двумя инициалами.

Вот ее содержание:

«Нам известны ваши враги, а так же характер угрожающей вам опасности. Нам надо поговорить с вами. Будьте завтра на Елисейских полях с белой розой в руке. Если вы выроните ее из окна кареты, то мы будем считать это знаком того, что вы готовы принять самую чистую и глубокую преданность, какую только человек может сложить к ногам ангела.

Ж. К.»

Да, да, дорогая Урсула, именно «ангела» — там так написано. Когда я прочитала это слово, сердце чуть не выпрыгнуло у меня из груди от радости.

И все же я не поеду туда завтра и не уроню белую розу из кареты.

Хоть бы завтра пошел дождь!

Сейчас уже поздно.

Все небо затянуто тучами, вдали слышны раскаты грома. На качающиеся от ветра ветви деревьев упали первые капли дождя.

Я сижу у открытого окна и мечтаю.

Сквозь ветви каштана я вижу угол нашей улицы, тускло освещенный газовым фонарем. В неясном кругу света, отбрасываемого фонарем, я замечаю тень человека, неподвижно стоящего у стены.