Киприенна, в отличие от подруги, хорошо знала своих родителей, но, возможно, лишь больше страдала от этого. Почему же эти родители, столь богатые и знатные, по праву принадлежащие к высшим кругам парижского общества, решились так далеко и надолго удалить от себя собственную дочь?
Почему же ей, как и Урсуле, пришлось в течение десяти лет проводить все каникулы в сырых дворах и в больших скучных садах обители? Разве родители не любили ее? К несчастью, бедняжка Киприенна, читая сухие и холодные письма матери, могла ответить на этот вопрос лишь утвердительно.
В жизни Урсулы по крайней мере была какая-то тайна. Киприенна же, семейное положение которой было вполне определенно, могла найти лишь одно объяснение молчаливому пренебрежению со стороны родителей — к ней испытывали либо равнодушие, либо ненависть.
Отец навещал ее лишь трижды в год, и эти короткие встречи всегда проходили в приемной монастыря. Он спрашивал ее, счастлива ли она, не испытывает ли в чем-нибудь нужды, а затем целовал в лоб, протягивая ей туго набитый кошелек.
На этом свидание заканчивалось.
Часто, услышав как за отцом захлопывается дверь, Киприенна в отчаянии говорила себе: «Лучше бы он совсем не приезжал!»
Однако однажды — было это около года назад — Киприенна все же испытала счастье.
В тот день она получила от матери обычное холодное и короткое письмо, в котором та просила ее быть прилежной и передать привет настоятельнице.
Внизу письма, под самой подписью, Киприенна заметила круглое пятнышко, которое приняла за след слезы своей матери.
Значит мать плакала, когда писала ей это холодное письмо, значит она ее все-так любила!
С какой нежностью целовала бедная девушка это пятнышко и как радовалась, когда Урсула придала ему то же значение, что и она! С того дня подруги стали говорить лишь о матери Киприенны и ни о чем больше.
В тот час, когда мы заглянули во двор монастыря, на каменной скамье разговоров почти не велось, зато девушки много плакали, ибо утром Киприенна получила очередное письмо от отца, в котором тот извещал ее о своем скором приезде.
По словам отца, Киприенне пришла пора покинуть монастырь, вернуться в семью и начать выезжать в свет.
Но что же станет с нею после разлуки с лучшей и единственной подругой?
Обладая мужественным сердцем, Урсула первой перестала плакать и постаралась улыбнуться.
— Зачем печалиться, ведь ты едешь к своей матери! — весело сказала она.
— Да, — со вздохом отозвалась Киприенна, — но зато я теряю тебя.
— Но ведь ты будешь бывать на балах и концертах, много веселиться и вскоре забудешь свою бедную Урсулу.
— О, никогда, никогда! Клянусь тебе в этом!
— Ты богата, знатна и прекрасна, как ангел. Как бы я хотела видеть тебя в твоем первом бальном платье!
Девушки надолго умолкли.
— Ах, Киприенна, — продолжала Урсула, — я так тебя люблю, что мне кажется, что у нас с тобой одна душа на двоих. Вся твоя забота будет состоять лишь в том, чтобы быть красивой и очаровывать всех вокруг, я же всего лишь бедная девушка без имени и состояния.
Перемена тем временем закончилась, зазвонил колокольчик и девушки рука об руку направились в классную комнату.
По пути им встретилась одна из монахинь, попросившая их пройти к матери-настоятельнице.
— Мы должны пойти туда обе? — удивленно переспросила Урсула.
— Да, обе, — отозвалась монахиня.
Мать-настоятельница ждала их в маленькой часовне, служившей ей в качестве приемной.
— Дорогие дети мои, — ласково заговорила она, увидев вошедших девушек, — я хочу поговорить с вами обеими, ибо для каждой из вас у меня найдется что сказать. Ты, Киприенна, получила письмо от отца, а я получила письмо от твоей кузины, Урсула. Ты тоже должна покинуть наш монастырь. Не забывайте же о своей дружбе, дети мои, и если кому-нибудь из вас потребуется защита, то ищите ее друг у друга. Киприенна, я вверяю твоим заботам Урсулу; Урсула, я вверяю тебе Киприенну. А теперь, дети, обнимите меня, нам надо попрощаться.
Девушки с волнением обняли добрую женщину, которую им, возможно, уже никогда не суждено будет больше увидеть.
При расставании Киприенна подарила Урсуле прекрасный альбом в белом переплете, на котором золотом было вытеснено слово «Дружба».
Урсула истратила чуть не все свои сбережения на такой же подарок для Киприенны, — только альбом ее был в голубом переплете.
— Итак, — шутливо заметила она, — мы по-прежнему останемся белой и голубой.
На следующий день в приемной было пролито немало слез. Господин де Пьюзо присутствовал при расставании подруг.
Киприенна уже сидела в карете, когда Урсула, выпустив ее наконец из объятий и поцеловав в последний раз, спрыгнула с подножки на землю. Дверца с шумом захлопнулась и карета стала быстро удаляться от здания монастыря.
Урсула должна была выехать тем же вечером в дилижансе в обществе приехавшей за ней полной дамы с грубыми вульгарными манерами, которая никогда раньше не бывала в монастыре, хоть и назвалась теткой Урсулы.
Улыбаясь, она сообщила племяннице, что та будет жить у нее в доме.