Солдаты спешно натягивали мундиры, вытаскивали допотопное оружие, офицеры облачались в свои лучшие доспехи; комендант, к своему ужасу, узнав, что, вопреки обыкновению, из Пильниц не прибудут на сей раз ни королевская кухня, ни припасы, совсем потерял голову. Какое приготовить угощение, чтобы оно было достойно королевской особы. Забили в заповеднике дичь, нашлась бутылка доброго вина, но как быть с убогой сервировкой? Раздобыли для короля одну старую рюмку с саксонским гербом, зато все прочее – блюда, тарелки – говорило о бедности хозяина. Местный свяще шик пожертвовал ради такого случая скатерть из церкви, кое-что дал трактирщик, а на остальное пришлось махнуть рукой.
Полкартауны установили на наскоро насыпанных батареях. Время летело с неимоверной быстротой, пробило уже четыре часа, появления его величества короля ждали с минуту на минуту, ибо он предупредил, что выедет из Пильниц до рассвета. Комендант послал парнишку на семиярусную башню, чтобы тот дал знать, когда на дороге, ведущей из Пильниц, заклубится пыль. Артиллеристы навели прицелы точно на базальтовые столпы. Затею эту они считали вздорно, но что поделаешь, Август никогда не отказывался от своих прихотей. У местных жителей с давних пор сохранилось предание о некоей осаде замка, во время которой ядра, отскочив от скал, рикошетом попали в осаждающих. Порядок был наведен, комендант делал смотр своим скудным силам, когда мальчик подал с башни сигнал.
Бургомистр, лавники, горожане с хоругвями, в парадной одежде, с заржавленными ключами от амбара городского старосты вышли на дорогу; звонари ждали сигнала, чтобы ударить во все колокола. Все жители, празднично разодетые, высыпали на площадь и улицы городка.
Облако пыли быстро приближалось, и вот уже можно было различить фигуру ехавшего впреди быстрой рысью дородного, статного всадника. За ним мчались адьютанты, небольшая свита и кучка гостей. Вдогонку за ними неслась вторая кавалькада.
Воцарилась мертвая тишина. Все застыли в ожидании. Уже можно было разглядеть голубой камзол короля, а на нем вышитую звезду Белого Орла.
При въезде в город король едва кивнул бургомистру и лавникам, склонившимся до самой земли, и поспешил прямо к замку. Там у ворот выстроился гарнизон. Забили барабаны, и комендант выступил вперед с рапортом. Но король, казалось, был чем-то встревожен, недоволен; не взглянув ни на кого и не произнеся ни слова, он повернул коня к батарее при Рорфорте, оттуда все также молча направился к батарее у Ганневальда. Перед этой батареей высились могучие черные столпы, как бы связанные в гигантский пук. Отсюда хорошо были видны башенки, стены и окна Свентоянской башни, в одном из которых мелькала белая фигура. Но король, не решаясь поднять глаз, опять повернул к Рорфорту.
Тут из Дрездена подоспел Вакербарт, который должен был сопровождать хмурого, рассеянного короля. Вакербарт молча встал позади него. Август явно торопился, он дал знак, артилеристы навели пушки, и раздался оглушительный грохот, который повторило эхо в окрестных горах. Чуткое ухо уловило бы в этом грохоте вопль отчаяния и горя. Но ни король, ни его свита ничего не услышали, ибо их внимание было приковано к пушкам и крепостным стенам, по которым открыли огонь.
Первый выстрел пробил в базальтовой стене дыру, но чугунное ядро разлетелось на части. Комендант принес осколки для обозрения его величеству. Август взглянул на них и молча кивнул. Второе ядро, ударив в поднимавшиеся из земли у самого подножия крепости базальтовые столпы, тоже разлетелось на части, отколов лишь несколько обломков камня, очевидно, надтреснутого раньше.
Приходя во все больший азарт, король приказал стрелять в третий и четвертый раз, результат был тот же: ядра раскалывались, а камень крошился только в том месте, куда попадало ядро. Базальтовые столпы не дрогнули. После каждого выстрела осколки ядер и камней взлетали кверху, а потом обрушивались на землю. К счастью, они не причинили серьезного ущерба, если не считать зашибленной ноги королевской лошади, стоявшей возле Рорфорта, да пробитой крыши солодовни, в которую угодил осколок весом около шести фунтов. Комендант тотчас помчался туда и принес ядро с кусочками дерева королю, который соизволил их осмотреть и выслушать его донесение.
С другой батареи на Ганневальде стрелять не стали, король был и так удовлетворен испытаниями.
Когда весть о приезде короля достигла слуха Козель, она сделалась сама не своя; в сердце ее ожила надежда, Анна решила, что Август, соскучившись, едет к ней. Она с лихорадочной поспешностью и необыкновенным тщанием оделась и долго смотрела в зеркало, улыбаясь сама себе.
– О, иначе быть не может, – шептала она, – он едет ко мне. Разве он мог бы стрелять в стены, где я сижу в заточении. О нет! Моей неволе пришел конец, начинается мое торжество.