Сам же Волков, сев на носу самой первой баржи, глаз сомкнуть не мог. Глядел на реку. На воду, на свою землю, что была по правую его руку, на чужую землю, что проплывала слева. Опять вернулась тревога. Правильно ли он разделил отряд? Карл хоть и согласился, но без радости. И другие офицеры тоже не приняли его задумку. Роха просто промолчал: с двух сторон бить, так ударим с двух. А еще думал он, не прознал ли враг про их вылазку, иначе горцы устроят ему то, что он сам им устраивал на реке. А еще сможет ли Мильке в случае нужды быстро переправить помощь с его берега. И другие, другие опасения, которые нельзя, никак нельзя прояснить, пока не дойдет до дела, но которые также и прогнать от себя трудно.
Уже смеркалось, когда баржи дошли до южной точки его владений, до самого красивого холма над рекой. Как раз до того места, где река быстрой стремниной сворачивала от юга и начинала течь на запад. Тут к Волкову пришел Максимилиан.
– Кормчий сказал, пять часов – и будем в Милликоне.
– Пять часов? – Волков смотрел вперед, в сторону запада, на садившееся за горы солнце. – Через пять часов рассветать начнет.
Максимилиан кивнул.
– Надо было выходить раньше. Чтобы хоть полковник до солнца выгрузился.
– Ничего, полковник успеет, а вот нам придется при свете на пристани выгружаться, – сказал прапорщик.
С этим уже ничего нельзя было поделать. Баржи плыли по течению и никак свой бег ускорить не могли. А Волков больше не мог уже думать обо всем том, что может пойти не так, он уже устал от этого. «Черт с ним, пусть будет как будет. Да хранит меня Господь».