— Может быть, встретив меня в костюме простого ремесленника, вы думаете, что обремените меня?.. Ну, это пусть вас не заботит; это всего лишь маскарад: вы знаете мой взгляд на жизнь: это нескончаемый карнавал, где каждый носит ту или иную маску. Во всяком случае, имейте в виду, дорогой Жильбер; если когда-нибудь вам понадобятся деньги — вот в этом секретере находится моя личная касса, слышите? Главная касса хранится в Париже, на улице Сен-Клод в Маре; так вот, ежели вам понадобятся деньги, вы можете прийти сюда независимо от того буду я дома или нет. Я покажу вам, как отпирается маленькая дверь; вы приведете в движение эту пружину, — смотрите, как это делается, — и в любое время найдете здесь около миллиона.
Калиостро тронул пружину: передняя стенка секретера опустилась сама собою, и глазам Жильбера открылась груда золота и пачки банковских билетов.
— Вы и в самом деле необыкновенный человек! — со смехом заметил Жильбер.
— Вы же знаете, что у меня двадцать тысяч ливров ренты, и потому я богаче самого короля? Скажите, не боитесь ли вы, что в Париже вас могут потревожить?
— По поводу дела с ожерельем? Ну, нет, не посмеют! Принимая во внимание расположение духа народа, мне достаточно будет бросить одно-единственное слово, чтобы вызвать мятеж; вы забываете, что я отчасти в дружеских отношениях со всеми людьми, пользующимися популярностью: Лафайетом, Неккером, графом де Мирабо, да и с вами.
— Зачем вы приехали в Париж?
— Кто знает? Затем же, возможно, зачем вы ездили в Соединенные Штаты: создать республику. Жильбер отрицательно покачал головой.
— Франция не готова к республике.
— Мы предложим ей что-нибудь другое.
— Король воспротивится.
— Вполне возможно.
— Знать возьмется за оружие.
— Не исключено, что так и будет.
— Что же вы в таком случае будете делать?
— Сделаем не республику, а революцию! Жильбер глубоко задумался.
— Если мы до этого дойдем, Джузеппе, это будет ужасно! — заметил он.
— Да, если мы встретим на своем пути много людей, обладающих силой воли, подобной вашей, Жильбер.
— Я отнюдь не силен, друг мой, — отвечал Жильбер, — я честен, только и всего.
— Увы, это еще хуже. Потому-то мне и хотелось бы вас переубедить.
— Я уже принял решение.
— Помешать нам сделать задуманное дело?
— Или хотя бы остановить вас на полпути.
— Вы — безумец, Жильбер; вы не понимаете роли Франции: Франция — центр мирового разума; необходимо дать Франции возможность мыслить, и мыслить свободно, чтобы весь мир мог действовать согласно ее замыслам, — то есть так же свободно. Знаете ли вы, Жильбер, кто захватил Бастилию?
— Народ.
— Вы меня не понимаете, вы принимаете следствие за причину. В течение пятисот лет, друг мой, в Бастилию заключали графов, сеньоров, принцев, и Бастилия стояла. Однажды королю взбрело в голову заключить под стражу мысль, а ведь мысли нужны простор, свобода, бесконечность! Бастилию взорвала мысль, а уж народ ворвался через брешь.
— Верно, — прошептал Жильбер.
— Помните, что писал Вольтер господину де Шовелену второго марта тысяча семьсот шестьдесят четвертого года, то есть почти двадцать шесть лет тому назад?
— Продолжайте, пожалуйста.
— Вольтер писал:
— Ну, что вы скажете о сегодняшней сумятице, а?
— Это ужасно.
— А что вы можете сказать по поводу увиденного?
— Это отвратительно!
— Это только начало, Жильбер.
— Вы — вестник несчастья!
— Третьего дня я виделся с одним почтенным доктором, филантропом; знаете ли, чем он сейчас занимается?
— Ищет способ избавить человечество от какой-нибудь болезни, которая считается неизлечимой?
— Ну да! Ищет способ вылечить, только не от смерти, а от жизни.
— Что вы хотите этим сказать?