Граф в законе. Изгой. Предсказание

Да, ему лет шестьдесят. Рост средний. Силен, жесток, самоуверен. Вспомнились слова девушки, которую встретил в электричке: «В нем много земной звериной страсти». Наверное, так и есть… (Напомнил себе: «Надо ей позвонить… Обязательно…») Что-то еще она говорила? Ах да, вот что: «Он не глуп… Ему присущ творческий интеллект».

Так что же ему надо? Какую цель он преследует? Неопубликованные работы Климова? Значит, он — математик. Но как он сможет ими воспользоваться, если академик жив-здоров и без труда разоблачит плагиатора?.. Неужели академику Климову тоже грозит расправа?.. А если в сундучке хранится нечто другое, что может скомпрометировать «черного человека»…

Очевидно только то, что у него пока нет сундучка, он его ищет и готов на любые действия… Так у кого же сундучок?.. Значит, надо искать двоих… Это проще…

А может, и сложнее… Пока одни вопросы, одни загадки…

Какое-то внутреннее чутье сдерживало, охлаждало его нетерпение: не спеши, все слишком призрачно, предположительно, впереди лишь смутная тень, даже не тень, за которой можно пойти, а внешний контур, сделанный нетвердой детской ручонкой… Придется долго ходить, искать, говорить, осматривать, и только тогда классический дедуктивный метод, возможно, приведет к каким-либо обобщениям…

С кого начнем? Вернемся к Чугуеву? К Алябину? К Коврову?..

Звонок в прихожей прервал его раздумья. За дверью стояла Глафира Николаевна, смотрела униженно и смущенно, как нищенка, пришедшая за подаянием.

— Побеспокою вас, Сергей Андреевич? — произнесла робко, не надеясь на согласие.

— Конечно, Глафира Николаевна. Рад вас видеть… — Ее приход был настолько неожиданным, что Сергей растерялся, с неловкой галантностью подхватил ее под руку, ввел в комнату, бережно, словно немощную, усадил на диван. — Чаю хотите?

— Я на минуточку… — Лицо ее признательно осветилось, спала обычная угрюмость. — Чай пила, благодарствую… Николай Николаевич звонил из Ханоя…

— Как, разве Николай Николаевич в Ханое?

— Да, два дня как улетел… Привет вам просил передать… За этим и зашла я…

— Хорошо, что зашли… — Сергей не знал, о чем говорить, стоял перед ней, нервно сжимая переплетенные пальцы рук. Она выручила его, сказала тихо-тихо:

— Николай Николаевич беспокоится, пойман ли тот, кто лишил жизни Стельмаха и его родных…

Сергей присел против нее к столу.

— Ищем. Нелегким оказалось дело… — Он помолчал и спросил без надежды, ради продолжения разговора:

— Может, у вас есть догадки? Вы всех знаете…

— Что вы, что вы! — всплеснула руками Глафира Николаевна. — Они ученые, я в разговоры их не входила… Не моего ума дело… — Она по-старушечьи тщательно разгладила ладонью невидимую помятость на платье, заговорила смелее: — Иван Никитич, Бог ему судья, уж больно драчлив был. Все ему не нравилось, все было не по евонному… Мне Коленька говорил, что на всех он сердитые статьи в журналах писал… Никого не жаловал… А как у нас соберутся, то он, царство ему небесное, то к Захар Федотовичу цепляется, то к Степану Гавриловичу… А Даниила Петровича такими словами обкладывал, точно он не ректор, а мальчишка какой… Про него-то, как Коленька сказывал, Иван Никитич уж больно обидную статью написал… Чуть ли не снять хотел ректора с работы… Вот так… Да не дали, говорят, ему напечатать…

Припомнился Сергею заваленный бумагами письменный стол в квартире Стельмаха, и он решил для себя: с этого и начну…

Глафира Николаевна неторопливо осмотрела комнату.

— Хорошо тут у вас…

Как показалось Сергею, ее взгляд чуть задержался на конверте. Мелькнула абсурдная мысль: не она ли принесла письмо? Но он тут же отбросил ее. Глупость. Зачем ей это надо?.. И опять: а если Климов убил Стельмаха и улетел?.. Климов?.. Домыслы все, пустые домыслы…

— А про сундучок Колин ничего не узнали?

Сергей огорченно покачал головой.

— Вы уж постарайтесь. Николай Николаевич очень переживает… Память все-таки…

— А что было в сундучке, Глафира Николаевна?

— Бумаги Колины… Научные работы его… Да еще шесть тысяч с чем-то денег…

— Даже помните сколько?

— Так я ж как экономка в доме… Все должна знать… Зарплату Коля мне всю отдает… Я часть на хозяйство расходую, часть на его сберкнижку кладу… В прошлом месяце он положил в сундучок семь тысяч рублей — премия какая-то была. Ну и брал оттуда для себя, сколько надо было… Последний раз, когда я убиралась, заглянула в сундучок — деньги на месте были… Да Бог с ними, с деньгами этими… Вот сундучок да бумаги Колины жалко…

Проводив Глафиру Николаевну, Сергей позвонил Потапычу.

— Мне надо посмотреть, что хранил в ящиках письменного стола Стельмах. Устроишь?

— Обижаешь вопросом, Сережа. Сейчас лейтенант Ковалев заедет за тобой, вы распечатаете дверь и сиди, пожалуйста, за тем столом, сколько тебе захочется… Только учти, мы там все прошуровали…

Старый, приземистый дом Стельмахов, казалось, еще больше осел, врос в землю — нежилой, забытый всеми. Серые, выцветшие занавески на окнах усиливали его траурное бытие.

Седоусый, по-крестьянски неспешный в движениях лейтенант Ковалев отпер дверь веранды и, пропустив вперед Сергея, сказал вопросительно: