Граф Сен-Жермен

Едва оправившись от неожиданных новостей, Рудольф Грёффер буквально полетел в Хиниберг, свою загородную резиденцию, где хранил все деловые бумаги Среди этих документов было рекомендательное письмо Казановы, гениального авантюриста, знакомого ему по Амстердаму,[467] адресованное Сен-Жермену.

Он немедленно возвратился в свою контору, где получил от клерка известие: «Час назад здесь побывал джентльмен, чье появление несказанно всех нас удивило. Этот джентльмен был ни низок, ни высок, однако, сложения был весьма пропорционального. Все в его осанке было отмечено печатью благородства и величия… Он сказал по-французски, словно для себя, не обращая никакого внимания на наше присутствие, такие вот слова: «Я живу в Федальхофе, в комнате, которую в 1713 году занимал Лейбниц». Мы собирались ответить ему; но он исчез. И с тех пор мы, как видите, словно окаменели и никак не можем придти в себя…»

Через пять минут он был уже в Федальхофе. Комната Лейбница была пуста. И никто не мог сказать, когда соизволит вернуться «американский джентльмен Что же касается багажа, то, кроме маленького железного сундучка, ничего не было. Приближалось время обеда. Но кто мог думать об обеде в такой ситуации! У Грёффера возникла мысль разыскать барона Линдена. Он нашел барона в «Энте». Вдвоем они отправились на Ландштрассе, подгоняемые предчувствием какого-то важного события.

Лаборатория оказалась незапертой. Возглас удивления одновременно вырвался у обоих. За столом сидел Сен-Жермен и спокойно читал том сочинений Парацельса. Они замерли на пороге. Таинственный посетитель медленно закрыл книгу и так же медленно встал. Ошеломленные друзья сразу же поняли, что перед ними — не кто иной, как чудо-человек, равного которому во всем свете не найти. Описание клерка оказалось всего лишь бледной тенью того величия, которое предстало перед их взорами. Сияющий ореол величия окружал всю его фигуру. Он излучал царственное достоинство. Друзья не могли вымолвить и слова. Граф шагнул им навстречу. Они вошли. Размеренно, без лишних формальностей, приятным тенором, пленяющим своим очарованием душу собеседника, он сказал Грёфферу по-французски:

— У Вас есть рекомендательное письмо ко мне от господина де Сейнгала.[468] Однако в нем нет никакой необходимости. А этот господин — барон Линден. Я знал о том, что вы оба появитесь здесь в эту минуту. У Вас есть еще одно письмо для меня из Брюля. Однако художника уже не спасти. Его легкие в плачевном состоянии, он умрет 8 июля 1805 года.[469] Человек — ныне совсем еще дитя — по фамилии Бонапарт послужит косвенной причиной его смерти. Итак, господа, я в курсе всех ваших дел. Могу я быть чем-то полезен вам? Прошу, высказывайтесь.

Однако друзья лишились дара речи. Линден выдвинул маленький столик, достал из стенного шкафчика вазочку со всевозможными сладостями и, поставив перед гостем, спустился в винный погреб.

Граф жестом пригласил Грёффера присесть, сел рядом и сказал:

— Дело в том, что Ваш друг удалился не по собственной воле. Я хотел бы быть полезным только Вам одному. Я знаю о Вас от Анджело Солимана, которому мною оказывались некоторые услуги в Африке. Если Линден вернется, мне придется отправить его назад.

Грёффер немного оправился от охватившего его волнения. Однако потрясение было настолько сильным, что ему удалось лишь вымолвить несколько слов:

— Я понимаю Вас. Я предчувствую…

Тем временем Линден вернулся и поставил на стол две бутылки вина. Сен-Жермен улыбнулся с необычайным достоинством. Линден предложил ему отведать этих вин. Тогда граф не смог уже сдержать веселого смеха.

— Скажите на милость, — сказал он, — есть ли на этой Земле хоть одна душа, которая видела бы, как я пью или ем?

Затем он указал на бутылки и заметил:

— Это токайское не из Венгрии. Оно — от моего друга, российской императрицы Екатерины. Она была так очарована картинами этого слабого здоровьем человека, изобразившего памятную сцену в Мёдлинге, что решила послать ему бочонок вина.

Грёффер и Линден остолбенели. Это вино было куплено у Казановы.[470]

Граф попросил подать принадлежности для письма. Линден принес их. «Человек-чудо» разрезал лист бумаги на две равные части и, расположив половинки рядом, взял по перу в обе руки. Он одновременно написал на листках примерно по полстраницы, подписал и сказал:

— Вы собираете автографы, господа? Выбирайте любую из этих половинок. Текст — один и тот же.

— Это волшебство?! — воскликнули оба друга. Оба почерка были идентичны, без малейшей разницы.

Кудесник улыбнулся, сложил обе половинки и приложил их к окну. Казалось, что только один текст была на бумаге — эти записи соответствовали друг другу настолько, как будто они были оттисками одной гравюры. Очевидцы потрясенно молчали.[471]

Немного помедлив, граф сказал:

— Я попрошу вас, чтобы одна из этих половинок как можно быстрее была доставлена Анджело. Через четверть часа он выйдет вместе с принцем Лихтенштейнским; подателю письма будет вручена маленькая шкатулка…