Граф Сантаренский

На борт шхуны я смог взять только полтора десятка лошадей. Остальных, тех, что похуже, рыцарям пришлось продать в Честере. Здесь они купят новых. Кому не хватит денег, я пообещал дать в долг.

Поскольку предыдущие два мои похода были удачными, желающих отправиться в третий было, хоть отбавляй. Я и отбавил. Взял только франков, рыцарей и пехотинцев, и тех, что сам привез, и бывших крестоносцев, а также всех валлийцев и полсотни альмогаваров под командованием Блашку. Командир альмогаваров разбогател и превратился в фидалгу. Подозреваю, что он не долго будет ходить в походы. Обидно умереть, быстро разбогатев и не успев насладиться красивой жизнью. Всего под мою хоругвь встало около полутысячи человек.

На левый берег Тежу переправились у Сантарена. Ближе к морю от Лиссабона до Эворы шла старая римская дорога, но по деревням возле нее дважды пронеслись отряды христиан по пути в Алкасер и обратно. Уверен, что там даже старую ослиную шкуру не найдешь. Поэтому мы пошли севернее этой дороги. Двигались быстро. Попадавшиеся по пути деревни не грабили, брали только еду. Да и деревни эти были бедненькие, потому что сюда наведывались три года назад крестоносцы. Пересекли римскую дорогу, прошли между Алкасером и Эворой, которые пока нам не по зубам, и двинулись дальше на юг.

Нашей целью был Бежа — городок километрах в семидесяти южнее Эворы. Он располагался на высоком холме, как и большинство арабских населенных пунктов на полуострове. По форме — неправильный пятиугольник. Сухой ров был шириной метров семь. Стены высотой метра четыре с половиной. Трое ворот. Восемь башен, включая надворотные. Стены и башни сложены из песчаника, светло-коричневого, ноздреватого. Подошли мы к городу, когда красноватое солнце уже опускалось за горизонт. Под его лучами песчаник порозовел, словно впитал кровь.

— Хорошая примета, — сказал Карим. — Мы обязательно его захватим.

— Считаешь, что его надо захватить? — спросил я. — Может, они откупятся.

— Нет, — уверенно произнес он.

— Почему? — поинтересовался я.

— Их давно никто не захватывал, — ответил Карим.

— Все равно поговори с алькальдом, потребуй полторы тысячи золотых, — приказал я. — Пусть думают, что мы не собираемся их штурмовать.

Карим был прав. Горожане платить не хотели. Алькальд не сказал нет, пообещал подумать до утра. Мы — тупые, самоуверенные франки — расположились лагерем неподалеку от Бежа в ожидании денег. Развели костры, зажарили захваченных овец, не особо опасаясь нападения. Караулы, конечно, выставили, но всего три по три человека в каждом. Напившись вина, солдаты допоздна орали песни. Только к полуночи наш лагерь затих.

Я подождал еще пару часов, чтобы горожане убедились, что франки завалились спать, и отдал приказ Нудду и Рису выдвигаться к стенам. С первым отрядом пошел Жиралду, со вторым — Тиагу. Лестницы на этот раз не стали делать. Умфра, после взятия Эстремоса, сказал, что с ними много шума. С «кошками» получается намного тише. И Нудд мне сообщил, что в Алкасере тоже пытались залезть по лестницам. Может быть, из-за них и влипли.

На рассвете ворота Бежа были открыты, и мой отряд ворвался в город. Громкий стук копыт по мощеным, кривым и узким улочкам сообщил горожанам, что в их жизни наступили неприятные перемены. Впрочем, особой паники не было. Люди сидели в своих домах, огороженных высокими дувалами и ждали своей участи. Только небольшой отряд на вершине холма возле дома алькальда и мечети попробовал оказать сопротивление. Рыцари покололи их копьями и порубили мечами за несколько минут.

У алькальда, старого бербера, было четыре жены и семь наложниц. Одна жена, самая увешанная золотом, была старше мужа. Ее, поснимав с тела украшения, мы оставили в разграбленном доме. Остальные пойдут с нами на противоположный берег реки Тежу. Самая молодая наложница алькальда, тоненькая девочка лет двенадцати-тринадцати, очень понравилась Симону.

— Бери ее в жены, — посоветовал я.

— Мне с двумя хватит мороки! — отказался он.

— Зря! — сказал я. — Чем больше жен, тем лучше они к тебе относятся.

— Правда?! — произнес он и посмотрел на девочку взглядом собственника.

Пленница сразу поджала худую попку, выставила вперед маленькие сиськи и слащаво улыбнулась молодому рыцарю. Видимо, старый муж не тронул ее сердце, по крайней мере, не пролила по нему ни слезинки. Симон повелся моментально.

— Я ее заберу, да? — спросил он разрешение.

— Конечно, — сказал я, сдерживая смех, потому что представил, что случится с его нормандской женой, когда узнает, что теперь придется делить мужа на троих.

К полудню закончили сбор трофеев, уложили их на арбы, запряженные волами, и навьючили на лошадей, ослов, лошаков, мулов. Взяли так много, что каждый рыцарь нагрузил на свою ездовую и даже боевую лошадь по несколько узлов. Пошли разговоры, что не помешало бы остаться в городе до утра, взять еще больше, но я пресек их, заявив, что главное — не взять добычу, а доставить ее домой.