Граф салюки

— Он, пока искал ее, успел влюбиться в другую, — и поскольку за столом сидела Ольга, она продолжила так: — Думаю, в вашу племянницу, Ольга Сергеевна, в Лизоньку. Ах, как она хороша, Лизонька-то, не то что эта продавщица…

А в присутствии Марины, немного позже, Варвара Степановна предположила, что граф влюблен в Люси.

Вера выслушала обе версии и решила немного подождать со своей местью, чтобы понять, как же больнее сделать Воронцову, кого ей наказать за любовь графа: Варю, Лизу или Люси? Можно было бы убить их всех, не велика потеря. Но если он бросил Варю, то она тоже его возненавидит — так пусть побольше людей захочет мстить ему. Она то приказывала Жоржу убить Варю, то отменяла приказ и все чего-то ждала. Но ни разу она не пожалела молодую девушку. Она заболела ненавистью. Каждый раз, когда Вера думала о Воронцове, ее щеки вспыхивали неровным румянцем. Было время, она только с мужем говорила с такой неприкрытой ненавистью. Он раздражал ее каждым движением, каждым вздохом. Теперь главным объектом ее злобы стал граф.

Но и обе подруги, Марина и Ольга, тоже стали неприятны ей. Раньше она не видела этой отвратительной томности во взгляде Ольги, напористости Марины. Зачем ей граф? Неужели она всерьез надеется женить его на Люси? Да ей дорога в монастырь! А глупая Ольга? Все еще вздыхает о графе? Да он никогда на нее и не смотрел.

Дамы заметили перемену Веры в отношении к ним, но не знали, чем это объяснить. В речах Веры появились несвойственные ей раньше категоричность и самоуверенность. Откуда эта злоба, раздражительность, горящий ненавистью взгляд? Больна она, что ли? Ей нужно лечить нервы. Похоже, «букет» рассыпался…

Воронцов не подозревал о таких грандиозных планах относительно его особы и об опасности, угрожающей Варе. А если бы и узнал, то не поверил, — как это можно три года спустя, после одной ночи, вдруг мстить ему, да еще так жестоко! Он ведь не обижал Веру, просто не было любви, за что же злиться на него? Он так долго терпел все ее глупейшие преследования, записки и якобы случайные встречи.

Граф ездил в салон Элен и терпеливо ждал, когда Варя перестанет шарахаться от него, когда ему можно будет с ней поговорить. Он просто приучал ее к своему присутствию. Так же, как до него Алексей во времена ухаживания за Элен, Сергей Иванович сидел в кресле в углу салона и только поглядывал на свою Вареньку. Но у него было иное положение чем у Алексея, после того, что он наделал прошлым летом. К тому же, граф практически не имел возможности поговорить с Варей наедине, рядом всегда были люди, а отходить в сторонку с ним или выйти на прогулку она не хотела. Как пробиться к ее душе, Воронцов не представлял. Чувство вины сковывало его: о чем бы он ни сказал ей, она всегда могла возразить: а как поступил со мной ты? Он сам все свои внутренние монологи заканчивал именно так, обвиняя себя. Сам себя он простить не мог, как не мог и разлюбить ее. В своем нынешнем состоянии он не в силах был шутить, сидеть же молча было глупо. Проводить в кресле в углу салона час за часом, когда Элен и продавщицы работали, было нелепо. Потому Воронцов был благодарен Астахову, почувствовавшему симпатию к графу и решившему его поддерживать. Алексей присаживался рядом, они беседовали. Если же его не было, граф надолго не оставался. Сидеть в своем доме без дела ему тоже было скучно, и оттого-то граф стал чаще появляться в обществе. Особенно вечерами, когда магазин был закрыт, и делами уж не займешься. Его частые появления в обществе отметили, это обнадежило некоторых дам.

Ольга не действовала явно, ей хотелось легкого, ни к чему не обязывающего флирта, недолгой близости — ведь скучно, а ей так хотелось какого-то разнообразия. Ну, неплохо было бы Лизоньку выдать за Воронцова. Но активно действовать ради племянницы она не хотела. Зато Марина не упускала ни одного момента поймать графа в свои сети. Все у нее получалось словно невзначай: то сама подойдет к нему с Люси, то подзовет его. Она ловко организовывала свидания Сержа с девушкой наедине: идут вроде бы втроем, но Марина заговорит с кем-то или приостановится у зеркала, и выходило, что граф продолжает гулять или беседовать с Люси тет-а-тет.

Анна сочла своим долгом предупредить графа.

— Марина — мать и, конечно, ей можно многое простить, даже если она будет действовать не совсем благородно. Она хочет счастья своей дочери. И хотя она моя подруга, но вас я ценю как друга еще более, потому хочу предупредить: будьте осторожны, граф, если у вас нет серьезных намерений в отношении Люси. У Марины явно определенные планы относительно вас, да и ее дочь что-то стала то бледнеть, то краснеть не к месту. — Анне было так неловко говорить на эту тему. — Марина не поверяла мне своих тайн, о ее намерениях я догадываюсь сама, потому я могу себе позволить говорить об этом с вами. Думаю, это справедливо.

— Вы ошибаетесь, ну какие у Марины могут быть планы? У нас чисто приятельские отношения и с ней и с ее дочерью. Но все равно спасибо за заботу.