Когда он перебирался с верхней ступеньки в душную черноту чердака, преследователь был у него уже за спиной и протягивал к нему свои скрюченные подагрой пальцы. Кмох ткнул ногой ему в голову, и тот, хрипло ругаясь, заскользил вниз по лестнице, увлекая за собой взбиравшегося следом товарища. Затем Ганс принялся колотить ногами и кулаками по лестнице. Подгнившее дерево трещало, лестница раскачивалась и наконец обрушилась, подняв целый столб пыли. Вместе с лестницей полетел на пол взбиравшийся по ней слепец.
Какое-то время в пыльных клубах раздавались ругань и кряхтение, а когда пыль осела, Ганс снова увидел слепцов. Они расхаживали по избе и ощупывали всё, что им попадалось. Время от времени их незрячие лица обращались к отверстию в потолке.
Он там, - звучали их глухие голоса. - На чердак улизнул... Может, ещё есть лестница? Ищите... Надо поймать его до первых петухов...
Слепец с лицом Хебера пробасил:
Того ещё успеем, а пока этим займёмся, - и он показал на связанного писаря.
Ганс боялся пошевелиться, зная, что малейший шорох стразу привлечёт к нему внимание страшных существ. А в том, что это не люди, а выходцы из преисподней, он уже не сомневался: слепец, которого он только что лишил головы, поднялся с пола, нетвёрдой поступью подошёл к скамье у стены и сел.
Увидев безголового, Герштеккер завыл от ужаса. Слепы снова принялись его ощупывать. До Ганса долетали их голоса:
Мышцы на руках хороши...
Правая рука должна достаться мне. Я не менял свою уже лет пятьдесят... Пощупайте мою правую руку, во что она превратилась...
Ишь, чего захотел - правую руку... Будешь тянуть жребий вместе со всеми...
Ганс понемногу перевёл дух. Он смотрел из чердачного люка на калек, которые сбрасывали с себя рубища, обнажая свои нелепые тела и становясь от этого ещё уродливее и страшнее. А от разговоров их и вовсе бросало в дрожь.
Но Зиберту же вы отдаёте голову без жребия! - спорил один из слепцов.
Ты, Руди, совсем выжил из ума, - отвечали ему. - Зиберту в любом случае надо отдать голову, не будет же он ходить без головы!
Не хнычь, Руди. Тебе с гнилой рукой больше милостыни подавать будут.
А, идите вы к чёрту! - кипятился слепец, которого звали Руди. - Мне нужна новая правая рука!
Получишь её, коли удачно бросишь кости.
Ганс вдруг подумал о жене. Она ведь ничего не знает. Она может войти в избу и попасть в лапы к этим демонам!
Слепец с сильными руками вышел на середину избы и стукнул об пол палкой, привлекая к себе внимание.
Значит, так, - объявил он. - Голову отдадим Зиберту. Остальное будем делить.
Правильно, Гюнт! - загудели слепцы. - Остальное поделим по жребию, как всегда делаем!
Мне-то правая рука не нужна, - продолжал Гюнт, - так что твои, Руди, шансы заполучить её повышаются.
А ноги? Ноги? - чуть ли не хором заголосило сразу трое или четверо.
Ноги для слепцов были, пожалуй, самой большой ценностью из того, что называлось телом Якоба Герштеккера. Слепцы их ощупывали с особенным вожделением.
Хороши ножки! - причмокивали они. - На них до самого Нюрнберга дойдёшь, а то и того дальше - до блаженной Италии...
На каждую ногу будем бросать кости отдельно, - сказал Руди, - так, как мы это делали в Остенвальде. Затем разыграем живот, грудь и по отдельности - руки...
Я требую отдать мне живот без жребия! - тонким голосом проверещал низенький слепой. - Я не менял живота без малого девяносто лет, и если бы у вас были глаза, вы бы увидели, что из меня уже вываливаются сгнившие кишки! Пощупайте! Чувствуете, как лопается кожа?...
Ну уж нет, Шютц, - злобно отрезал Руди. - Ты будешь бросать кости вместе со всеми.
Остальные согласно закивали:
Правильно! Не давать ему поблажки! Это из-за него мы не видим света, пусть мучается...
Внезапно они смолкли и насторожились. Со стороны тропы донёсся приближающийся конский топот. Гюнт сдавил писарю рот, чтоб не вздумал крикнуть. Слышно было, как лошадь ночного гостя остановилась и всхрапывает у крыльца, как сам гость, громко отдуваясь, подходит к двери.
Он ещё не вошёл, а Ганс уже понял, кто это. Из города вернулся работник!
Алоиз, стой! - закричал он срывающимся голосом. - Не входи в дом! Беги!
Но крик его от волнения получился слишком тихим. Дверь распахнулась, и в её проёме возник молодой бородач в лихо сдвинутой набок матерчатой шапке с пером. Алоиза качало от выпитого пива. Нетвёрдыми шагами он вошёл в полумрак избы, остановился и завертел головой.
Беги! - ещё громче крикнул Ганс, но было уже поздно. Тёмные фигуры кинулись на бородача со всех сторон.
Эй! Вы кто? Пустите меня! - заголосил было работник, но слепцы повалили его и принялись душить.
Ганс с содроганием смотрел, как тело распластанного на полу Алоиза бьётся в предсмертных судорогах.
Задушивший его Гюнт выпрямился.
Ну, Шютц, твои шансы получить новое брюхо удвоились, - пропыхтел он, скалясь в ухмылке. - Теперь мы имеем два новых живота, две новых груди, четыре ноги, четыре руки и одну голову. Такого славного улова у нас не бывало много лет!
В Остенвальде мы тоже неплохо поживились, - сказал басом слепец по имени Килькель. - Помните верзилу-бочара?