Граф Платон Зубов

Петербург. Зимний дворец. Кабинет императрицы. Екатерина II. А. В. Храповицкий, Н. И. Салтыков.

Храповицкому давно известно: в такие часы к ее императорскому величеству лучше не подходить. Доклады отложить. Вопросов никаких не решать. Мечется по кабинету — места себе не находит.

— Что же это? Что происходит? Два года войны с турками! Столько обещаний, столько планов разработанных, во всех подробностях представленных — и опять ничего! Всех, кажется, переслушала. Все резоны приняла, а дальше, дальше что?

— Николай Иванович по вашему желанию, ваше величество, явился. В антикамере дожидается. Поди, уж больше часа.

— Еще один вояка! Впрочем, может, на него и следовало положиться. В Семилетней войне хорош был. Князю Голицыну Хотином овладеть помог, с турками справлялся. Потому и назначила его воспитанием великих князей руководить. Думается, для Александра Павловича и Константина Павловича лучше не найти. Глядишь, чему толковому научит. С какого года член Совета при высочайшем присутствии?

— Как и сенатор, ваше величество, — с 1784-го. Год назад по вашему указанию включен в Военную коллегию вице-президентом.

— Бог мой, Храповицкий, на что мне эта литания. Никуда его назначать больше не собираюсь. Только о турецком театре потолковать. Проси.

— Ваше императорское величество!

— Да вы при бумагах, князь. А я никаких докладов с вас не спрашивала. У вас открылся дар пифии, Салтыков?

— Если бы нечто подобное и случилось, ваше величество, я никогда бы не посмел на него положиться. Военный может быть по роду службы своей только прагматиком.

— Между тем как раз прагматизма моим военным и не хватает. Князь, я устала от победных реляций с турецкого театра и прошу вас коротко объяснить мне, что там происходит. С вашей, по крайней мере, точки зрения.

— Мне не слишком удобно это делать, ваше величество.

— Отбросьте эти китайские церемонии. Я не собираюсь передавать князю Таврическому содержание нашей беседы и более того — запрещу Храповицкому распространяться о смысле разговора. Поверьте, я потому и ценю моего статс-секретаря, что он умеет молчать. Итак, князь, я вас слушаю. Сочтите этот ваш анализ очередным уроком по стратегии вашим питомцам.

— Если такова ваша воля, государыня, — извольте. Итак, заручившись одобрением вашего величества, Потемкин в конце мая прибыл к армиям, кои решил разделить на пять дивизий.

— Это я выучила наизусть.

— Извините, ваше величество, но знание подробностей необходимо для понимания нынешней ситуации. Случилось так, что 1-я и 2-я дивизии собрались только в конце июня у Ольвиополя.

— Кажется, слишком много времени на сборы.

— Мне невозможно о том судить из Петербурга, ваше величество. Но 3-я дивизия, коей командует Александр Васильевич Суворов, расположилась уже у Фильчи, 4-я, князя Репнина — у Казнешти, 5-я, Гудовича — у Очакова и Кинбурна.

— И что же Потемкин?

— Князь Таврический 11 июля начал наступление с двумя дивизиями к Бендерам. Визирь одновременно двинул 30-тысячный корпус Османа-паши в Молдавию, надеясь разбить находившиеся там наши и австрийские войска до приближения князя Потемкина. Однако затея его не удалась. Суворов мгновенно соединился с принцем Кобургским и через десять дней, 21 июля, наголову разбил турок под Фокшанами.

— Вы хотите сказать, что дело обошлось без светлейшего?

— Во всяком случае, так сложилась ситуация. Григорий Александрович продвигался к Бендерам крайне медленно, учитывая благоприятное время года, сухую погоду и, значит, хорошие дороги. К тому же он решил подтянуть к себе и наши части из Молдавии. Это дало основание визирю предпринять новое наступление.

— Но значит, Потемкин еще не вступал в дело?

— Пока нет. Между тем визирь собрал без малого стотысячное войско, в конце августа перешел Дунай и двинулся к реке Рымник, но здесь 11 сентября потерпел совершеннейший разгром от войск Суворова и принца Кобургского. Ситуация для нас была тем более блестящей, что буквально накануне князь Репнин разбил большой турецкий отряд на речке Салче.

— Я не стратег, князь, но не могу не высказать своего соображения. Разве в этих условиях нельзя было принудить турок к миру? Чего еще надо было ждать?

— Мне тем более трудно отвечать на ваш вполне законный вопрос, ваше императорское величество. Победа Рымникская снимала все препятствия к тому, чтобы нам перейти Дунай. Но…

— Какое но? Да не тяните же, князь! Вы боитесь касаться дел князя Потемкина, как если бы он имел какие-либо преимущество перед всеми остальными военными начальниками.

— Князь Потемкин запретил переход Дуная. Одержанные победы вполне его удовлетворили. Он ограничился тем, что приказал Гудовичу взять Аккерман. 3 ноября Бендеры сами сдались, и кампания была закончена.

— Позвольте, позвольте, но ведь австрийцы перешли Дунай.