Граф Платон Зубов

В. В. Голицына — Г. Р. Державину. 1789. Зубриловка.

Много благодарна за приятное о мне ваше напоминовение: Екатерина Яковлевна, делав всегда прибытием своим совершенное мое удовольствие, слава Богу, здорова; я зла как собака на своего князя, что не писал ко мне нынешнюю почту, и в письме своем его разругала… Пожалуйста, пишите к нам чаще, что с вами делаться будет; курьер мой от дядюшки еще не бывал, и не знаю, что с ним случилося; Боже дай, чтоб вы поехали в Петербург, откуда бы возвратились к нам в Тамбов.

Мы свое время проводим изрядно: в день работаем, а вечер читаем книги попеременно; приятно мне очень читать было описание ваше о моем замке [московском доме], тем более, что вы его таковым находите, и признаюсь, что очень мне по нем грустно; ежели вы им так прельщаетесь, то постарайтесь, чтобы и у вас был такой же. Затем желаю вам от Бога всей милости, от царицы всего удовольствия и от всех добрых людей того же хорошего мнения, каковое ныне все о вас имеют и с каковым я вечно к вам буду.

Петербург. Зимний дворец. Кабинет императрицы. Екатерина II, Г. А. Потемкин.

— Сиятельнейший князь Потемкин-Таврический, ваше императорское величество!

— Наконец-то собрался ко мне, Григорий Александрович.

— Я ждал вашего желания видеть меня, государыня, и поверьте, с огромным нетерпением. Насколько я понял, ваше величество пока не слишком интересует турецкий театр военных действий.

— Совершенно напротив, князь. Мы с Александром Матвеевичем как раз подробно обсуждали трусость императора австрийского. Союзник из него получился совсем негодный.

— Я не судил бы его так строго, ваше величество.

— Это почему же?

— 1788 год сложился для него очень несчастливо. Турки вторглись в пределы его империи да еще одержали несколько блестящих побед.

— И поэтому он так легко согласился на трехмесячное перемирие!

— Ваше величество, у императора оказалась плохо поставленной разведка, а нашей он не пожелал довериться. Перемирие было предложено турецким визирем только после падения Хотина, когда турки стали опасаться, что Румянцев и принц Кобургский могут двинуться в тыл их армии.

— Значит, если бы император в большей степени доверял нам, путь к победе над турками оказался более легким?

— Коротким, во всяком случае.

— Как мне докладывали, по предначертанному на наступивший год плану Румянцев должен начать наступление на Нижнем Дунае, за которым расположились главные силы турок. Ласси предстоит вторгнуться в Сербию, тебе, Григорий Александрович, овладеть Бендерами и Акерманом. Почему же этот план не начинает осуществляться и почему сам ты все еще в Петербурге?

— Вы доверяли общее руководство военными действиями Румянцеву, государыня. К нему и должен быть обращен ваш вопрос.

— Но я спрашиваю тебя. Как старого друга.

— Румянцев находит, что 35 тысяч солдат, которые составляют сейчас украинскую армию, недостаточно для решительных действий.

— Но есть же и другие армии. Что происходит с ними? Да не тяни ты с ответом, Григорий Александрович! Думаешь, не понимаю, как тебе хочется развязать себе руки и действовать самостоятельно.

— Мое место на театре военных действий определяет воля моей монархини, которую я и в мыслях не держу критиковать.

— Довольно! Что с остальными войсками?

— Что ж, екатеринославская армия пока находится на зимних квартирах. Войска Ласси разбросаны по границе. Корпус принца Кобургского — в Молдавии.

— А Потемкин в Петербурге. Но ведь визирь действует.

— Насколько мне известно от моих курьеров, визирь еще в начале марта выслал на левый берег Нижнего Дуная два отряда общей численностью в 30 тысяч солдат. Он предполагал разбить порознь принца Кобургского и передовые русские войска и овладеть Яссами. Турки к тому же располагали десятитысячным резервом.

— Это все я знаю от Александра Матвеевича. Он очень подробно объяснял мне, что принц Кобургский успел отступить в Трансильванию, а высланные Румянцевым отряды сумели в течение апреля нанести туркам три поражения.