Граф Ноль. Мона Лиза овердрайв

Но в руке у Джентри откуда-то возник тонкий черный фонарик, и ковбой принялся изучать сетку тродов, покрывавшую лоб спящего. Потом он выпрямился, луч упал на немаркированный модуль и, снова метнувшись вниз, прошел вдоль черного кабеля к гнезду за ухом.

– Кливленд, – наконец проговорил Джентри, как будто это было слово, которое он когда-то слышал во сне. – Интересно… – Он снова поднял фонарь и наклонился, чтобы получше рассмотреть то место, где кабель уходил в модуль. – И Черри… Черри, он кто?

Луч уперся в изнуренное, раздражающе заурядное лицо.

– Не знаю, – ответила Черри. – Не свети ему в глаза. Можешь сбить ему БДГ-фазу или еще что.

– А это? – Он осветил толстую серую пластину.

– «Эл-Эф», низкочастотник. Так говорил Малыш. Парня он называл Графом, а эту штуку – «Эл-Эф». – Она запустила руку под куртку, почесалась.

– Ну, тогда…

Фонарик щелкнул, и луч погас. Джентри повернул к ним лицо, в его глазах ярким пламенем полыхала одержимость – это малышовский дерм так по нему вдарил, что ли? Слику вдруг показалось, что Образ должен быть прямо тут, пылает сквозь лоб Джентри всем напоказ, разве только сам Джентри его не видит.

– …это, должно быть, оно и есть…

11 На главной улице [58]

Мона проснулась, когда самолет заходил на посадку.

Прайор, кивая, слушал Эдди, вспыхивал на каждом кивке своей прямоугольной улыбкой. Как будто улыбка всегда была на его лице, просто пряталась за бородой. Прайор успел переодеться, значит его чемодан был в самолете. Теперь на нем был неприметный серый деловой костюм и галстук в косую полоску. Он стал похож на тех лохов, на которых Эдди натаскивал ее в Кливленде, разве что сидел костюм по-другому.

Она однажды видела, как с лоха снимали мерку, – с того, что возил ее в «Холидей Инн». Магазин примыкал к вестибюлю гостиницы. Лох стоял посреди примерочной в одном белье, весь в квадратах голубого света, и рассматривал свое изображение на трех больших экранах. На экранах не видно было голубых линий, поскольку на каждой голограмме лох был в другом костюме. Моне пришлось прикусить язык, чтобы не рассмеяться; система была снабжена косметологической программой; на каждом экране клиент выглядел иначе, чуть вытягивалось лицо или делался тверже подбородок – лох же вроде ничего такого не замечал. Потом он выбрал костюм, влез в тот, в котором пришел, – на том все и кончилось.

Эдди что-то объяснял Прайору, какой-то узловой момент в архитектуре очередной своей аферы. Мона научилась отключаться от содержания его речей, но сам голос все же до нее доходил. Эдди всегда разглагольствовал так, будто твердо знал, что никому не понять всех уловок, которыми он так гордится, поэтому говорил он медленно и доходчиво, как разговаривают с маленькими детьми, и к тому же доверительно понижал голос. Прайора это, похоже, не беспокоило. Моне казалось, что Прайору вообще плевать, что там болтает Эдди.

Зевнув, девушка потянулась. Самолет дважды подскочил на бетоне посадочной полосы, развернулся и сбавил ход. Эдди не переставал трепаться.

– Нас ждет машина, – перебил его Прайор.

– А куда вы нас везете? – спросила Мона, не обратив внимания на гримасу Эдди.

Прайор улыбнулся своей картонной улыбкой.

– В нашу гостиницу. – Он расстегнул ремень. – Мы пробудем там несколько дней. Боюсь, большую часть времени тебе придется провести в своем номере.

– Именно так, – кивнул Эдди, как будто то, что ей придется сидеть в четырех стенах, было его идеей.

– Ты любишь стимы, Мона? – спросил Прайор, по-прежнему улыбаясь.

– Конечно, – ответила она. – Кто ж не любит?

– А у тебя есть любимые записи, Мона? Есть любимая звезда?

– Энджи, – несколько ошарашенно сказала она. – Кто же еще?

Улыбка стала чуть шире.

– Хорошо. Мы достанем тебе все ее последние записи.

Вселенная Моны состояла по большей части из мест и предметов, где она физически никогда не бывала или которые сама никогда не видела. Аэропорт северного Муравейника в стимах не имел запаха. Вырезали при монтаже, решила она, точно так же, как у Энджи никогда не бывает ни месячных, ни головной боли. Но как же тут воняет! Как в Кливленде, даже хуже. Когда они только-только сходили с самолета, Мона было подумала, что это просто запах аэропорта, но стоило им выйти из машины, чтобы пройти несколько метров до входа в гостиницу, вонь лишь усилилась. К тому же на улице было адски холодно, ледяной ветер кусал ее за голые лодыжки.