Граф Монте-Кристо

Ее бинокль был так настойчиво направлен на Франца, что тот почувствовал, что было бы жестоко не удовлетворить тотчас же ее любопытство; поэтому, воспользовавшись привилегией итальянских театралов, которым разрешается превращать зрительный зал в собственную гостиную, приятели вышли из ложи и отправились засвидетельствовать свое почтение графине.

Не успели они войти, как графиня указала Францу на почетное место рядом с собою. Альбер сел сзади.

– Итак, – сказала она Францу, едва дав ему время сесть, – вы, по-видимому, не теряя времени, поспешили познакомиться с новоявленным лордом Рутвеном и даже подружились с ним?

– Не так коротко, как вы предполагаете, графиня, – отвечал Франц, – но не смею отрицать, что мы сегодня весь день пользовались его любезностью.

– Весь день?

– Да, именно весь день; утром мы у него завтракали, днем катались по Корсо в его экипаже, а теперь, вечером, сидим в его ложе.

– Так вы с ним знакомы?

– И да и нет.

– Как так?

– Это длинная история.

– Вы мне ее расскажете?

– Она напугает вас.

– Вот и хорошо.

– Подождите по крайней мере до развязки.

– Хорошо, я люблю законченные рассказы. Но все-таки расскажите, как вы встретились? Кто вас познакомил?

– Никто. Он сам познакомился с нами.

– Когда?

– Вчера вечером, после того как мы расстались.

– Каким образом?

– Через весьма прозаическое посредство хозяина нашей гостиницы.

– Так он тоже живет в гостинице «Лондон»?

– Да, и даже на одной площадке с нами.

– Как его зовут? Вы должны знать его имя.

– Разумеется. Граф Монте-Кристо.

– Что это такое? Это не родовое имя.

– Нет, это имя острова, который он купил.

– И он граф?

– Тосканский граф.

– Ну что ж, проглотим и этого, – сказала графиня, принадлежавшая к одной из древнейших венецианских фамилий. – Что он за человек?

– Спросите у виконта де Морсера.

– Слышите, виконт, – сказала графиня, – меня отсылают к вам.

– Мы были бы чересчур придирчивы, графиня, если бы не считали его очаровательным, – отвечал Альбер. – Человек, с которым мы были бы дружны десять лет, не сделал бы для нас того, что он сделал. И притом с такой любезностью, чуткостью и вниманием! Не приходится сомневаться, что это вполне светский человек.

– Вот увидите, – сказала графиня, смеясь, – что мой вампир какой-нибудь парвеню, который хочет, чтобы ему простили его миллионы, и поэтому старается казаться Ларой, чтобы его не спутали с господином Ротшильдом. А ее вы видели?

– Кого ее? – спросил Франц улыбнувшись.

– Вчерашнюю красавицу гречанку?

– Нет. Мы как будто слышали звуки ее лютни, но она осталась незримой.

– Не напускайте таинственности, дорогой Франц, – сказал Альбер. – Кто, по-вашему, был в голубом домино у окна, затянутого белой камкой?

– А где было это окно? – спросила графиня.

– В палаццо Росполи.

– Так у графа было окно в палаццо Росполи?

– Да. Вы были на Корсо?

– Конечно, была.

– Так вы, может быть, заметили два окна, затянутые желтой камкой, и одно, затянутое белой с красным крестом? Эти три окна принадлежат графу.

– Так это настоящий набоб! Вы знаете, сколько стоят три таких окна во время карнавала, да еще в палаццо Росполи, в лучшем месте Корсо?

– Двести или триста римских скудо.

– Скажите лучше – две или три тысячи.

– Ах, черт возьми!

– Это его остров приносит ему такие доходы?

– Его остров? Он не приносит ему ни гроша.

– Так зачем же он его купил?

– Из прихоти.

– Так он оригинал?

– Должен сознаться, – сказал Альбер, – что он мне показался несколько эксцентричным. Если бы он жил в Париже и появлялся в свете, то я сказал бы, что он либо шут, ломающий комедию, либо прощелыга, которого погубила литература; он сегодня произносил монологи, достойные Дидье или Антони.[33]

В ложу вошел новый гость, и Франц согласно этикету уступил ему свое место. Разговор, естественно, принял другое направление.

Час спустя друзья вернулись в гостиницу. Маэстро Пастрини уже позаботился об их костюмах и уверял, что они будут довольны его распорядительностью.

В самом деле, на следующий день в десять часов утра он вошел в комнату Франца в сопровождении портного, нагруженного костюмами римских поселян. Друзья выбрали себе два одинаковых, более или менее по росту, и велели нашить на каждую из шляп метров по двадцать лент, а также достать им два шелковых шарфа с поперечными пестрыми полосами, которыми крестьяне подпоясываются в праздничные дни.

Альберу не терпелось посмотреть, идет ли ему его новый костюм; он состоял из куртки и штанов голубого бархата, чулок со стрелками, башмаков с пряжками и шелкового жилета. Наружность Альбера могла только выиграть в этом живописном костюме, и, когда он стянул поясом свою стройную талию и заломил набекрень шляпу, на которой развевались ленты, Францу пришло на ум, что физическое превосходство, которое мы приписываем некоторым народам, нередко зависит от костюма. Например, турки, некогда столь живописные в своих длинных халатах ярких цветов, разве не отвратительны теперь в синих, наглухо застегнутых сюртуках и греческих фесках, делающих их похожими на винные бутылки, запечатанные красным сургучом?