Граф, Мак и Стром

Если услышав мое имя (и не обратив внимание на отчество) вы представили этакого бородатого горца в красных мокасинах и высокой папахе, то вы попали пальцем не то, что в небо, а прямо таки в центр Галактики. Внешне я похож на своего отца, а того звали Карл Францевич Ниссе и был он чистокровнейшим немцем: высоким, мосластым, с пшенично-светлыми волосами и ярко-голубыми глазами. Хотя сейчас на плакат «Молодежь, вступай в Гитлерюгенд!». А имя… Папа назвал меня в честь своего старинного приятеля, чеченца, с которым они вместе служили, потом — дружили и умерли оба в восьмидесятые, не дожив до момента, который мог поколебать их дружбу…

Что я делаю на крыше? Ну, как бы вам сказать… Хобби у меня такое. Возможно, оно не такое уж и редкое, и где-то есть целые клубы таких же ненормальных как я. Возможно, у американцев даже есть специальное название для моего увлечения. У них, по-моему, для любого сумасшествия есть свое персональное название, даже для кручения ручки между пальцами. Пенспиннинг, если кому интересно.

Я люблю пить чай на крыше.

Иногда, когда у меня неважное настроение, я беру свой рюкзачок, в котором уютно располагается термос с чаем, кружка, блюдце, раскладной стульчик, раскладной же столик, и отправляюсь гулять по городу. Выбираю здание, которое мне приглянется, и забираюсь на крышу. Ставлю стульчик, раскладываю посуду и пью чай. Особенно хорошо пьется вечером. Ветер, темнеющее небо, играющий красками рассвет…

Сегодня мне почему-то захотелось влезть на крышу одного старого домика, где-то начала века… в смысле, начала двадцатого века. Вообще-то я не очень люблю такие дома, предпочитаю современные многоэтажки — там плоские крыши, можно с удобством разместиться. А на старинные крыши нужно вылезать через слуховое окно, осторожно карабкаться на конек, сидеть на нем, постоянно балансируя…

Я подложил под себя куртку, сел на конек и привалился спиной к дымовой трубе. Хотя, нет. Очень даже хорошо.

Солнце потихоньку садилось, дул теплый ветер, рядом со мной шелестели верхушки тополей. Я прихлебывал ароматный чай с вишневым вареньем и наслаждался жизнью.

Хорошо.

Однако пора и честь знать.

Уложив вещи в рюкзак, я начал потихоньку спускаться к слуховому окну… И опять наступил на растаявший пластилин.

«Ах, какая незадача…» — подумал я, падая с крыши.

Запорол всю статистику.

* * *

— Ах-ха!!!

Я подпрыгнул на кровати, перевернулся в воздухе и упал на пол. Серый асфальт медленно растаял перед глазами.

Уф, приснилось, что ли?

Я посмотрел на короткие толстые пальчики своей руки и понял, что не приснилось.

Во-первых, пальцы явно были не мои. Во-вторых, доски пола, на которые я опирался этими самыми пальцами, тоже были не мои. Эти доски были слишком грубо обструганы, чтобы походить на мой серый ковролин.

Я встал, похлопал ладонями друг о друга, обтряхивая пыль, и огляделся.

Хм, симпатичный домик…

Дощатый пол, дощатый стены с небольшими квадратными окошками, дощатая дверь, вроде той, что делают в сараях, только более аккуратная и выкрашенная коричнево-красной краской… Что за окнами — не видно, потому что они страшным образом запылены, видно только, что снаружи — светло, а, значит… О, зеркальце.

Подпрыгивая, я подскочил к висевшему на стене квадратному зеркалу с чуть отбитым правым нижним уголком. Посмотрел на самое себя.

Хм…

Отражение показало мне симпатичного парнишку, невысокого, чуть толстоватого, на вид так лет от двенадцати до семнадцати. Рост, конечно, маловат, метра полтора, но это не смертельно. Круглое как блин лицо, с румяными щечками, маленьким, усыпанным темными веснушками, носиком-картофелинкой и веселыми глазками кошачьего цвета. По бокам торчали уши, похожие на вареники и венчало это вот все копна лохматых волос, обжигающе-рыжих.

Замечательно выгляжу!

Я немного покрутился перед зеркалом, разглядывая себя. Клетчатая рубашка-ковбойка с ярко-красным медальоном на груди, широкие синие джинсы, светло-коричневые ботинки на толстой подошве, с круглыми носами.

Да я крут!

Крутанувшись на каблуке, я радостно хлопнул в ладоши и посмотрел вокруг. Что тут у меня еще есть хорошего?

Хорошего — чтобы прям ХОРОШЕГО — было не очень-то и много. Зато всего остального было много. Нет, не много. МНОГО. МНОГО!

Внутри домика был сколоченный из толстых досок топчан, тот самый с которого я шлепнулся после пробуждения. На топчане лежал толстый полосатый матрас, сбитое комом одеяло и подушка, похожая на лягушку. Подушка — на лягушку, забавно! Был еще стол, сбитый из еще более толстых досок. И табуретка, которая, похоже, была вырезана сразу из цельного пня.

На это обстановка заканчивалась и начинался хаос. Везде — на столе, на табуретке, на полу, на вбитых в стену гвоздях и даже под потолком — висели… висело…

Там было все. Все и сразу.

Молоток лежал рядом с чайными чашками, ложки торчали из коробочки с гайками, рядом с биноклем висела двуручная пила, рядом с кожаной курткой — пакет с сушеной рыбой, возле бутылки с керосином на столе валялся пирожок… О, пирожок!

Подцепив его — с капустой, мм… — я продолжил осмотр своего жилища…