Обуздать крамолу, положить конец революционному террору и установить точки сближения между правительством и легальной либеральной оппозицией в среде общества, — такова была руководящая мысль, которую Лорис-Меликов полагал в основу своей программы, становясь во главе «Верховной распорядительной комиссии». Карающий меч, обвитый мирной оливой, — вот что избрал он своим орркием: меч для подпольных террористов, олива для либеральной оппозиции. Разумеется, и революционеры, и реакционеры встретили эту программу с одинаковой враждебностью. Революционеры тотчас сложили про Лорис-Меликова язвительную песенку, которая пошла по устам:
Мягко стелет, жестко спать, —
Лорис-Меликовым звать...
Изменение правительственной политики в либеральном направлении представлялось Лорис-Меликову лишь в виде возвращения к принципам первой поры царствования Александра II, к периоду освободительных реформ, к широким правительственным мероприятиям, направленным на материальное благоустроение освобожденной деревни, к развитию всесословного местного самоуправления, — земского и городского, — к расширению свободы печати, к преобразованию податной системы на более демократических началах. Стоял он и за привлечение местных общественных деятелей к участию в подготовке законодательных мероприятий... в формах 60-х годов.
Но существенное различие между Лорис-Меликовской программой и стремлениями либеральной части общества состояло в том, что Ло-рис-Меликов смотрел на положения своей программы как на конечный предел государственной обновительной работы, тогда как в глазах либеральной части общества это был лишь первый шаг к полному водворению в России правового порядка, основанного на конституционных гарантиях свободы и права. Лорис-Меликов стремился только вернуться к системе, которая была выдвинута в начале царствования Александра II, и этим исчерпывалась задача, которую он себе ставил.
Кизеветтер Александр Александрович (1866—1933) — историк, публицист, общественный деятель. Окончил Московский университет, ученик В.О. Ключевского. Видный деятель «Союза освобождения» и конституционно-демократической партии, один из главных сотрудников «Русских ведомостей». Во II Государственной думе состоял депутатом от г. Москвы. С 1922 г. — за границей, профессор Пражского университета.
№ 85
Между высокопоставленными лицами, посещавшими графа, следует прежде всего отметить Великого князя Михаила Николаевича, приезжавшего очень часто из Канн навещать больного. Беседы с Великим князем о Кавказе, о недавних битвах, в которых они участвовали, всегда оживляли графа и доставляли ему большое удовольствие, но Михаил Тариелович не предавался [иллюзиям] и знал, что в случае новой войны России нельзя будет более рассчитывать на него. За несколько дней до своей смерти граф велел телеграфировать в Неаполь дочери Софье Михайловне Новиковой и сыновьям в Россию, чтобы они поскорее приехали в Ниццу. 24 декабря утром Михаил Тариелович заявил графине, что сегодня будет последний визит доктора. Когда испугавшаяся этих роковых слов графиня стала успокаивать больного, он опять повторил, что чувствует, что умрет в тот же день, и ркасно сожалел, что не может еще раз обнять свою старушку мать, проживающую так далеко в Тифлисе.
Весь этот день граф провел очень тихо, без особенных страданий, так что окружавшая его семья утешала себя, что смерть еще не так близка, как предполагал граф. Около 9 часов вечера Михаил Тариелович обнял каждого из окружавших его членов семьи и закрыл глаза, заснул вечным сном. Графиня тотчас телеграфировала о постигшем ее несчастий Государю Императору и получила от Его Императорского Величества и от Великого князя Михаила Николаевича ответные телеграммы с выражением соболезнования и живейшего сочувствия.
На другой день, на первой панихиде, отслркенной в комнате покойного графа, присутствовала Великая княгиня Ольга Федоровна1. Как только французский военный министр г. Фрейсине2 узнал о смерти графа, он телеграфировал генералу Гарнье де Таре, командующему войсками, расположенными в Ницце и Виллафранке, чтобы русскому генералу на похоронах отдана была такая же честь, как французскому дивизионному генералу. Нечего и говорить, что эта мера была принята только потому, что граф Лорис-Меликов был русский генерал; никогда ничего подобного не делалось ни для немецких, ни даже для итальянских офицеров.
О похоронах гр. М.Т. Лорис-Меликова корреспондент «Нов. времени» передает: