Граф М.Т. Лорис-Меликов и его современники

Я знал, что все начальное образование Лорис-Меликова не шло дальше школы гвардейских подпрапорщиков (нынешнее Николаевское кав. училище). Из бесед с ним вынес, однако, впечатление, что от природы он обладал большим умом, способностью быстро усваивать новые для него идеи и находить для них соответствующие слова для выражения. О чем бы ни шла речь, — можно было соглашаться с ним или нет, — это другое дело; но он ни разу не проговорился так, чтобы выдать свою лишь весьма недавнюю осведомленность в данном вопросе. Напротив, как это почти всегда бывает у людей, прошедших практическую школу, мысль его высказывалась отчеканенно, так и казалось, что она прямо вынесена из опыта жизни. Говорил Лорис-Меликов свободно, без потуг, но в то же время не замечалось и той болтливости, которая так нередка у людей, кое-что схвативших на лету.

Узнав, что я дважды был на Кавказе, причем всякий раз прожил по нескольку месяцев, что в числе моих друзей был В.Г. Гогоберидзе⁷, пользовавшийся всеобщим уважением, Лорис-Меликов охотно пускался в рассказы о Кавказе, особенно о горцах, о том, как, собственно, легко ими управлять, если только бережно относиться к их народным обычаям. А я в таких случаях старался втянуть его в разговор насчет войны 77 года. На мой осторожно поставленный вопрос, в достаточной ли степени он пользовался самостоятельностью, Мих. Тар. только махнул рукой да прибавил: мало ли что было. Но тут же разразился резкой филиппикой по адресу тогда еще здравствовавшей великой княгини Ольги Федоровны.

К слову, Мих. Т. обратил мое внимание, что все расходы на кампанию, составившие 72 м. р., велись на кредитные билеты, чем было сбережено много миллионов. Он этим, видимо, гордился. Личное бескорыстие Мих. Тар., конечно, вне всяких сомнений; в этом отношении даже его злейшие враги не позволяли себе никаких выпадов; можно также вполне поверить его бережливой сдержанности в расходовании казенных средств. Но таковы наши порядки, что и Кавказ в войну 77 г. прославился грандиозными хищениями. Достаточно вспомнить хоть одного действовавшего в Рионском краю генерала, получившего прозвание Цапцарадзе, который при первом приступе контроля вернул 300 т. р., а с остальными поторопился перебраться за границу, где и оставался до конца своей жизни. Когда это дело докладывалось наместнику и докладчик предложил открыть формальное следствие, то получил в ответ: что же, вы хотите с одного вола две шкуры содрать? И дальнейший ход дела был прекращен.

Еще при первых встречах я как-то раз передал Лорис-Меликову о циркулировавшем в Петербурге слухе, что ему предлагался пост председателя комитета министров (слух, как потом оказалось, ни на чем не основанный). Вместо прямого ответа Лорис-Меликов ограничился лишь замечанием, что он всегда определенно высказывался, что считает комитет министров совершенно излишним учреждением.

— Впрочем, многим этот слух кажется несоответствующим теперешнему курсу, — продолжал я, желая вызвать Лорис-Меликова на более определенный ответ.

— Да, я полагаю, что доставляю им большое удовольствие, что нахожусь здесь, а не в Петербурге.

А Аорис-Меликова тянуло в Петербург. Впоследствии мне удалось узнать, что незадолго до наших разговоров, именно 17 сентября 1881 г., он обращался к Н.П. Игнатьеву с вопросом, насколько его возвращение в Петербург не может «навлечь на него хотя бы тень неудовольствия или неприятностей». Необходимость переезда в Петербург он мотивировал заботами о воспитании детей и своими имущественными делами.

В письме он указывал также, что переезд в Петербург может «отклонить могущие возникнуть... нарекания... что он будирует». В конце же письма прибавлялось: «Сожалею очень, что вместо неприглядной жизни за границей, не могу отправиться теперь же на Кавказ или Крым. В Тифлисе, по неокончательному еще решению вопроса, кто будет утвержден наместником, — пребывание мое там было бы крайне неудобно и неминуемо вызвало бы толки; что же касается Крыма, то соседство генерал-адмирала⁶⁸⁵ может также дать пищу к остроумным вымыслам».

Надо думать, что ответ Игнатьева был не особенно благоприятный. Тогда Игнатьев еще не считал свое положение поколебленным и, несмотря по нарркности на дружеские отношения, в душе мог опасаться Аорис-Меликова, как опасного конкурента. Но когда по весне 82 г. Игнатьев стал чувствовать, что почва под ним становится все более и более шаткою, Лорис-Меликов покинул заграницу и поселился около ст. Чудово в имении у своего родственника. Вскоре состоялось назначение мин. внут. дел гр. Д.А. Толстого. Вот что по этому случаю рассказывал мне осенью 83 г. Лорис-Меликов: