Граф М.Т. Лорис-Меликов и его современники

Вот те факты, оспаривать которые никто не посмеет уже потому, что на все имеются документы.

Откуда же и по чьему почину явилось это видоизмененное, сравнительно с предшествовавшими годами, направление правительственной политики? Кто десятки раз докладывал и письменно и на словах государю, что одними полицейскими мерами мы не уничтожим вкоренившегося у нас, к несчастью, нигилизма, и притом в самой отвратительной форме, что нигилисты эти не имеют ничего общего ни с массою населения, ни с его представителями; что в среде населения действительно существует недовольство, но происходит оно лишь от недостаточного доверия, ему оказываемого, и что нигилизм может пасть тогда, когда общество всеми своими силами и симпатиями примкнет к правительству.

Таковы ли были доклады моих предшественников, не они ли старались убедить государя, что всякий судебный чин, профессор, учитель или служащий в общественных учреждениях есть несомненный нигилист или поощритель его? Разве не так было? Ликующие друзья мои болтают песни, что у меня не было никакой программы. Программа вся здесь налицо, и я ни на шаг не отступал от нее, несмотря на все трудности и каверзы, которые испытывал на каждом шагу.

Какую же мне нужно иную программу?

Продолжаю далее:

2) После 2-месячных трудов и усилий удалось, наконец, достигнуть смены графа Толстого, этого злого гения русской земли. Радость была общая в государстве. Всем памятно, как в Зимнем дворце целовались у заутрени, приветствуя друг друга словами: «Толстой сменен, воистину сменен!»...

Почему же такая радость по случаю смены одного лишь должностного лица? Потому что в понятиях русского общества утвердилось убеждение, что Толстой, благодаря своим связям, несменяем. А между тем личность эта, стоявшая в продолжение целых 15 лет во главе одной из важнейших отраслей государственного управления, сотворил более зла России, чем все остальные деятели, даже вместе взятые.

Если случайно занесенный к нам нигилизм принял столь омерзительные формы, то в заслуге этой пальма первенства бесспорно принадлежит графу Толстому. Жестокими, надменными и крайне неумелыми приемами он сумел вооружить против себя и учащих, и учащихся, и самую семью. Отвернулось, таким образом, все общество, за весьма редкими исключениями, от государева министра, и это чувство недовольства оно стало переносить от министра к правительству. К сожалению, выбор преемника Толстого в лице Сабурова был весьма неудачен, при некотором такте и опытности Сабуров мог бы оказать нам громадные услуги; почва к этому была вполне подготовлена, но, повторяю, новый министр оказался далеко не соответствующим. Винить меня в этом выборе, я надеюсь, никто не вправе. Отсутствуя 28 лет, я никого не знал и никого рекомендовать не мог.

3) В начале 1880 г. прекратился антагонизм, существовавший между администрацией и судебным ведомством. Пусть спросят любого служащего в судебном ведомстве, а особенно в прокуратуре, улучшилось ли их положение с февраля прошлого года сравнительно с прежним, и я уверен, что не найдется между ними человека, который не отозвался бы с признательностью.

4) Отмена налога на соль, разрешение постройки Баскунчакской солеварной и Криворожской ж. д., да притом правительственным способом, последовали по моим стараниям.

На днях возвращу Вам присланный мне сюда графом Адлербергом подлинный мой доклад о налоге на соль. Храните пока у себя этот документ, составляющий гордость для действий моих.

5) В начале 1880 г. прекратилась повсеместная, за исключением злосчастного Кавказа, огульная раздача казенных земель. Думать надо, что это не было явлением случайным.

6) Испрошенная ревизия четырьмя сенаторами нескольких губерний и преподанная им особая инструкция служила ясным выражением, что правительство намерено отныне фактически контролировать и согласовывать действия местных учреждений и лиц. Инструкция требовала от сенаторов обильных материалов для обсуждения и рассмотрения таковых в приготовительной и общей комиссиях совместно с самими сенаторами. Исполняется ли это, или дело заброшено? Сведений не имею.