Граф М.Т. Лорис-Меликов и его современники

Величайшее из чудес состоит в том, что чудеса могут совершаться ежедневно, говорит Лессинг устами Натана. Это изречение невольно приходит на ум, когда глядишь на события, совершающиеся в России в течение последних недель. Генерал, пользовавшийся до того заслуженною воинскою славою, выступает внезапно на сцену, чтобы поддержать разрушающийся государственный строй; он не называется диктатором, но сосредотачивает в себе все атрибуты диктатуры. В удел ему достался хаос, в котором ничего различить нельзя. Крамола преследует царя и в поезде, при въезде в священную Москву, и в собственном доме.

В диктатора стреляют, и только случай спасает и царя, и его. Где выход из этого положения? И вот прошло лишь два месяца, и очевидно для всех выступают симптомы успокоения. Наперекор всем историческим традициям, диктатура является чем-то спасательным, и деятельность ее обнаруживается не виселицами, не нарушениями права и закона, а ограничениями полицейского произвола и удовлетворением народных желаний.

Да, это действительно чудо, совершенное Лорис-Меликовым. Без опасения впасть в преувеличение можно сказать, что пресловутая фраза о спасении общества никогда не могла быть произнесена с большею справедливостью и в более симпатичном нам смысле, чем в отношении к нему. Общество, которое он спасает, заключается не в привилегированных классах, которые дрожат над своими личными интересами, не в юнкерах и попах, которые стремятся усилить свою власть над народом, а в тысячах юных студентов и рабочих, которых полиция хватала ночью и без суда, без допроса, ссылала в Сибирь. Плачущим родителям возвращены будут сыновья, а народу его юное поколение. С заблуждающихся мальчишек, которым ложный энтузиазм вскружил голову, снимается рукою диктатора позорное клеймо преступников. У Третьего отделения отнимается право топтать ночами закон и право именем царя ставить неумышленное насилие единственным орудием действия.

Как меняются времена! Бледное, болезненное лицо Лорис-Мелико-ва подле отталкивающей фигуры Муравьева, армянин подле татарина, и тот и другой диктаторы. Но Лорис-Меликов человек умный, одушевленный гуманными воззрениями, государственный человек серьезного закала, Муравьев — кровожадный палач. И оба они в разное время являлись доверенными людьми нынешнего царя с тою разницею, что армянину сопутствуют все симпатии русского народа, между тем как в областях, которыми управлял Муравьев, его пережил неискоренимый ропот против неумолимости самодержавия.

Мы не считаем дело Лорис-Меликова оконченным, напротив, мы признаем, что оно только начинается. Но мы знаем направление, в котором он действует, и направление это хорошо. Закон и свобода еще не восстановлены в России, насилие полиции, влияние бессердечного панславизма и произвола администрации еще не искоренены; народ еще обречен на молчание при разрешении вопросов, касающихся его собственного благосостояния. Но зло это задето уже в корне; личная свобода рке нашла себе поддержку против прежнего преступного бюрократического произвола. Первый шаг сделан, и это главное. Меры, принимаемые графом Лорис-Меликовым, доказывают, насколько мы были правы, заявляя неоднократно, что нигилизм, как бы ни были предосудительны его проявления, не страшен, если, вместо одного преследования, выступит навстречу привлекаемых законных требований.

Мы убеждены, что и теперь уже уменьшились фанатические элементы, которые составляли главный его контингент в то время, когда одного свободного слова достаточно было для ссылки в Сибирь. Настоящий корень его не враждебен государству, не революционен, не разрушителен. Лучшие силы, продавшиеся революционной пропаганде, примирятся с властью, если хотя медленно, но решительно начнет проводиться конституционное развитие сперва в совместной деятельности Думы с Верховною комиссиею, затем в Земском соборе и, наконец, в общем народном представительстве. Путь к этому еще отдаленный, но Лорис-Меликов еще не стар, и если доверие царя его не покинет и придворная интрига не получит перевеса, то настоящее столетие увидит окончание совершающегося чуда — либерального воскрешения России, о котором в 50-х годах и мечтать не смели.