Но, не входя в подробное рассмотрение этого последнего предложения, не подлежит сомнению, что при более разумном отношении к делу состав действующего Корпуса мог быть усилен 18 батальонами. Для этого тифлисским властям надлежало лишь понять, что объект войны был не в трущобах Чечни и Дагестана, а в скорейшем разгроме турецкой армии, ибо после первых же серьезных успехов наших в Турции, те же волнующиеся горцы поспешили бы сами переловить подстрекателей и сдать их местному начальству.
Ермолов14, Паскевич, Воронцов и Муравьев взглянули бы на положение дел именно в этом смысле, но, к несчастью, августейший Главнокомандующий и ближайшее его окружение оказались способностями своими далеко ниже занимаемого ими положения. Еще с января 77-го года я стал ходатайствовать об усилении войск Корпуса и три раза возобновлял эту просьбу. Ответы получались уклончивые и с туманными объяснениями — усилить меня немедленно по достижению первых успехов в Рионском отряде. В томительном ожидании этих не осуществившихся успехов пришлось для усиления действующего Корпуса двинуть в августе 77 г. форсированным маршем две дивизии из Москвы и Саратова.
Посмотрим теперь, какие результаты могли быть достигнуты, если вместо 46 батальонов мы открыли бы наступательные действия с 640 батальонами, или, иначе говоря, усилили бы в самом начале Эри-ванский отряд 8, а Александропольский — 10 батальонами.
Турецкая армия (Анатолийская) в начале войны была не готова и далеко не в таком составе, до которого она доведена была в июле и августе благодаря энергическим мерам, принятым Мухтаром-пашою. Состав этой армии в августе уже удвоился. Это — факт несомненный и не опровергаемый, как в наших, так и в турецких официальных изданиях.
В период с апреля по август из всех трех отрядов действующего корпуса выбыло из строя (убитыми, ранеными и от болезней) не менее 6 тыс. человек. Факт этот также несомненен. Две дивизии, форсированно двинутые из Москвы и Саратова и совершенно не привычные с климатом Кавказа, положили на первых же порах в госпитали от 3 до 4 тысяч больных; таким образом, с приходом 2 дивизий боевая сила действующего Корпуса была на 10 тыс. (или почти на одну дивизию) менее списочного состава.
За сим подлежит поставить вопрос: если с сентября по ноябрь, открыв значительные наступательные действия, мы смогли разгромить турок, рке удвоивших с апреля по август свои силы, то по какой логике можно допустить, чтобы те же наши войска и с теми же начальниками не сумели одолеть неприятеля, если бы война была начата не в скромном составе 46 батальонов, а 64 и даже 60 батальонов. Не знаю, к каким уверткам попытались бы прибегнуть бывшие распорядители войск Кавказской армии, чтобы оправдаться в сделанной ими непростительной ошибке.
Если по общим усвоенным понятиям, выигрыш во времени составляет капитал, то на войне выигрыш этот превращается в целый [одно слово неразборчиво]... За доказательством не нужно ходить далеко. С апреля по декабрь мы нанесли турецкой армии ряд ударов — отняли Ардаган, Карс, заняли громадные пространства Карского и Ольтинского пашылаков, Алешкерт и долину Евфрата. Если бы эти успехи были достигнуты в первые 3 месяца, т. е. до июля, что было как указано выше, вполне возможно, то блистательная Порта поставлена была бы в безвыходное положение. Вся Турецкая армия комплектуется и снабжается почти исключительно из Азиатских провинций. Всем известно, что турки считают себя в Европе, так сказать, гостями; потеря в Азии отправных пунктов и лучших своих провинций, вынудили бы Порту не усиливать свою Балканскую армию, а, напротив, постепенно возвращать войска с тех же Балкан для спасения своей житницы.
Таково мое убеждение. Составилось оно и окрепло, как вследствие 30-летнего изучения мною Азиатской Турции, так равно и тех продолжительных бесед, которые довелось мне вести разновременно в
Константинополе и Эрзеруме с турецкими государственными деятелями. А между ними встречаются иногда люди — далеко не глупые. В сжатом виде я ознакомил Вас, любезный Николай Андреевич, почти со всей закулисной стороной бывшей войны 77—78 годов. Хотелось бы сказать ехце многое, но письмо это и без того уже приняло вид весьма объемистого журнала.
Официальная сторона войны, касающаяся подвигов наших безупречных войск и их доблестных начальников, появится еще во многих изданиях и записках, но никому не будет дозволено ознакомить наше общество путем печати с оборотной стороной дела; ознакомить хотя бы в целях ограждения в будущем от повторения злых ошибок. Вопрос этот, конечно, не мог бы иметь места, если бы все деятели прошлой войны принадлежали к разряду простых смертных: но между ними именно во главе стоял один из членов царской фамилии, и главное порицание его по существующим у нас диким обычаям будет признано за «спте с1е 1еиге Ма]е$1]е»641.