Граф Калиостро

А бакалавр вбежал на антресоли. Он вспомнил, что Жако и Жульен увезли в карете восковую куклу, механическую Beнеру. Там, в верхних покоях, в дальних горенках, – Феличиани одна.

По лестнице навстречу бакалавру спускался дворецкий Африкан с зажженным канделябром.

– Amore, Amore, – тихо смеясь, затормошил Кривцов старика.

– Да пустите вы, сударь, пожару наделаете. С ума посходили… То козлом прыгаешь, то воешь… Перья скрыбут, в стеклянных горшках варева кипят, боярин спозаранок по городу гоняет – как есть гофшпиталь для умом скорбящих.

– Amore! – крикнул бакалавр и мраморному Сократу, – Дедушко плешивый, – любовь!

В графские покои дверь приоткрыта. Сердце бакалавра заколотилось: «Чего я боюсь? Там ты, любовь, мечта». И вступил в прихожую, и тут же наткнулся на медную попугайную клетку.

А в клетке, сгорбившись в желто-зеленой ливрее, сидит на корточках носатый Жульен. Дико взъерошены перья, вертит клювастой головой, насмешливо крикнул:

– Прочь, дурак, прочь! Кривцов толкнул клетку ногой.

– Почудится тоже подобная нечисть…

Попугай закракал, – забился о прутья, ломая костлявые крылья.

Третья дверь, дверь Санта-Кроче, любви, мечты, философского камня, – растворена настежь.

В покое Феличиани горит свеча, брошена книга на кресла, точно тут только что были. Но Феличиани не видно… А, вот она, на высокой постели, укрыта с головой лебяжьим белым покрывалом, оно чуть подымается от дыхания.

– Госпожа моя, радость, сударушка! – прислушался Кривцов к ровному дыханию спящей.

– Проснись, я пришел.

Дрожа от щемящей сладости, он стал отнимать покрывало с ее лица.

– Ты сказала три буквы – А, М, О. – а я отвечаю…

– Ре-ре-ре, – вдруг прохрипело с постели. Покрывало заежилось, откинулось, и голый Жако, – косматая обезьяна, бурая шерсть, плешины на заду, хвост облезлый, – выпрыгнула на постель, полезла, кривляясь, к потолку по шпалерам.

– Амо, амо, – бессмысленно повторил Кривцов.

– Ре-ре-ре, – оскалилось чудовище, сорвало с гвоздя шляпу, – швырнуло.

– Обман! – вскричал бакалавр, выхватив шпагу из ножен. Обезьяна вскочила на окно, перелетела в чулан Калиостро.

Трости, треуголки, башмаки, связки тяжелых бумаг, болванки для париков бомбардировали Кривцова. Попугай закружился вокруг его головы, норовя клюнуть в темя. Обезьяна запустила дубовым стулом. Бакалавр защищался шпагой.

Тут откинулась крышка сундука, – с визгом выскочила оттуда Санта-Кроче. Кривцов ударил куклу эфесом по голове, треснули черепки, жалобно звеня полопались пружины и Санта-Кроче упала навзничь в сундук, зазорно кинув кверху восковые ноги.

Волшебный испанский плащ

Преданья старины.

Со шпагой в руке, – рыжие волосы вздыблены, бакалавр вбежал в кабинет канцлера.

Подперев кулаками щеки, Калиостро смотрел на остывающий сплав.

– Где Санта-Кроче? – задыхаясь выговорил бакалавр.

Граф что-то бормотал, склонясь над колбой.

– Калиостро, я спрашиваю тебя, где Санта-Кроче?

И ударил графа по плечу эфесом. Калиостро содрогнулся, оглянулся, оскаленный.

– Нападение! На безоружного! Варвар, что тебе надобно?

– Санта-Кроче…

– Тебе нет дела до нее, московит…

– Я не выпущу тебя, Калиостро, я убью тебя, если ты не скажешь, куда спрятал Феличиани.

Дрожа с головы до ног, он подступил к магу, острием шпага коснулся его двойного подбородка.

Калиостро косолапо и медленно отступил. Под нависшими веками сверкнули, погасли глаза.

– Вы обезумели, господин секретарь, что вам надобно?

– Истину.

– Истину? Но вы видели ее еще на Гороховой, в гостинице. Я вожу мою истину в дорожном сундуке.

– Не издевайся! – взмахнул шпагой Кривцов. – Твоей кукле я размозжил голову… Где живая?

– А, так вы знаете мой маленький секрет?.. Хорошо… Я скажу, где живая Санта-Кроче, если вы не будете угрожать… Дайте мне сесть… Видите ли, история эта… Да садитесь же и не держите шпагу так близко предо мной, я не могу повернуть головы… История живой Феличиани очень любопытна… Успокойтесь, молодой кавалер, я ее не прятал, больше того, она…

Граф Феникс прищурился и поманил кого-то согнутым пальцем из-за спины Кривцова:

– Феличиани, поди же сюда.

– Она тут? – метнулся бакалавр.

– Да вот она, за вами.

Кривцов оглянулся. Калиостро мгновенно вырвал шпагу.

– Так будет покойнее, любезный кавалер. Теперь будем вести наш диспут.

Граф развалился в креслах, играя отнятой шпагой. Сталь сверкала, выгибалась дугой.

– Попрощайтесь навсегда с Санта-Кроче. Вчера ночью я переплавил ее в золото. Феличиани уже остывает.

Слезы горечи, ярости потекли по впалым щекам бакалавра…

– Как, вы плачете, мой бедный друг?.. Допустим, что я обманул вас, допустим, что поступок с вашей шпагой предательский, допустим даже, что я лжец, но скажите, кавалер, что есть истина? Разве более привлекательна истина, которую вы обрели в темной каморке: чахлую Венеру, всю в морщинах… Уверяю вас, у нее старая и дряблая кожа… Ваша мечта оказалась изнурительной чахоткой. Моя Санта-Кроче прекраснее той, живой, хотя она из воска и на шарнирах.

– Говорю тебе, я разбил кукле голову.