Граф де Габалис, или Разговоры о тайных науках

Да предстанет перед Богом душа графа де Габалиса, скончавшегося, как мне только что сообщили, от апоплексического удара. Господа всезнайки не преминут заметить, что такого рода смерть не в диковину для людей, не умеющих хранить тайны Мудрецов, и что с тех пор, как блаженный Раймунд Луллий осудил их в своем завещании, карающий ангел никогда не упускал возможности незамедлительно свернуть шею любому, кто опрометчиво разглашает философические тайны.

Но пусть же эти господа не осуждают столь легкомысленно сего ученейшего мужа, не уяснив для себя мотивов его поведения. Мне он открылся до конца, что правда, то правда; но сделал это со всеми каббалистическими предосторожностями. Отдавая долг его памяти, скажу, что он был ревностным почитателем религии своих отцов-Философов и согласился бы скорее взойти на костер, нежели опорочить ее святость, заговорив с каким-либо недостойным вельможей, честолюбцем или распутником — тремя разрядами людей, с коими Мудрецы предпочитают вовсе на знаться. По счастью, я не принадлежу к вельможам, почти начисто лишен самолюбия, а уж что касается моего целомудрия, мне мог бы позавидовать любой Мудрец. Он находил, что я наделен понятливым, любознательным и неробким умом; мне недоставало лишь толики меланхоличности, чтобы убедить всех тех, кто упрекал графа де Габалиса за его излишнюю со мной откровенность, что я вполне достоин стать адептом тайных наук. Без меланхоличности, что и говорить, больших успехов в этой области не добьешься, но и та малость ее, коей я наделен, не отвращала меня от подобных занятий. В вашем гороскопе, повторял он мне сотни раз, попятный Сатурн находится в собственном доме; это вселяет надежду, что рано или поздно проникнетесь меланхолией в той мере, в какой это необходимо для Мудреца; мудрейший из людей, как это нам ведомо из каббалы, имел, подобно вам, Юпитера в восхождении, и однако ни разу за всю свою жизнь не улыбнулся, настолько велико было на него влияниe Сатурна, хотя и куда более слабое, нежели у вас.

Стало быть, не графа де Габалиса, а моего Сатурна должны винить господа всезнайки за то, что я склонен скорее разглашать их тайны, чем применять на практике. Если звезды не исполняют своего долга, виною тому отнюдь не граф де Габалис, и если мне недостает духовного величия, чтобы притязать на роль властелина природы, управлять стихиями, беседовать с высшими сущностями, повелевать демонами, порождать исполинов, созидать новые миры, говорить с Богом, стоя пред грозным Его престолом, добиваться от херувима, стерегущего вход в земной рай, позволения прогуляться по его аллеям — за все это надобно порицать или жалеть меня самого; не подобает при этом оскорблять память сего необычайного мужа, говоря, будто он умер оттого, что поведал мне обо всех этих вещах. Не разумнее ли предположить, что, будучи неутомимым бойцом, он пал в схватке с каким-нибудь строптивым духом? А быть может, увидев Бога лицом к лицу, он не вынес Господня взора — ведь сказано же, что узревший Его должен умереть. Может быть и так, что он только притворился мертвым, следуя обыкновению Философов, которые делают вид, будто умерли в одном месте, чтобы тут же перенестись в другое. Как бы там ни было, я не считаю, что способ, посредством коего он доверил мне свои сокровища, заслуживает хулы.

Вот как все это произошло.

Поскольку здравый смысл всегда подсказывал мне, что в так называемых тайных науках имеется немало пробелов, я никогда не терял времени попусту, листая посвященные им книги; но, с другой стороны, не считая возможным огульно осуждать тех, кто ими занимается, — ведь это большей частью люди весьма мудрые и ученые, принадлежащие либо к дворянскому, либо к духовному сословию, — я, дабы избежать несправедливых суждений и не утомлять себя чтением докучных книг, счел за благо притвориться, будто увлечен этими науками подобно всем тем, кто с ними соприкоснулся. Поначалу я добился даже больших успехов, чем мог надеяться. Поскольку все эти господа, сколь бы таинственными и скрытными они ни казались, страшно любят делиться с первым встречным плодами своего воображения и своими открытиями, которые якобы сделаны ими в области природы, я в короткий срок вошел в доверие к самым значительным из них; они днем и ночью околачивались в моей библиотеке, которую я предусмотрительно украсил сочинениями самых сумасбродных из любимых ими авторов.

Не было такого чужеземного ученого, о коем я не успел бы составить мнение; короче говоря, вскорости я прослыл великим знатоком по части этой науки. Со мной водились особы королевской крови, знатные вельможи, духовные лица, красивые и не блещущие красотой дамы, ученые мужи, прелаты, монахи и монахини, не говоря уже о людях простого звания. Одни из них стремились к общению с ангелами, другие — с бесами, собственным гением или инкубами; они искали лекарство от всех болезней, интересовались загадками звезд и божественными тайнами; почти все были увлечены поисками философского камня.