Граф де Габалис, или Разговоры о тайных науках

Монфокон де Виллар Граф де Габалис, или Разговоры о тайных науках

Послание к Монсиньору

Монсиньор,

Вы всегда с такою теплотой относились к своим друзьям, что, смею надеяться, сочтете оправданным восхищение, которое я питаю к лучшему из моих друзей, и соблаговолите ознакомиться с его книгой. Сие отнюдь не означает, что Вы не преминете согласиться со всеми его выводами, ибо, как известно, господа сочинители — народ, живущий лишь домыслами да грезами. Я не раз повторял ему, что Вы считаете для себя вопросом чести говорить лишь то, что думаете, и что Вы не изменили бы этому своему обыкновению, столь редкостному и необычному среди близких ко Двору особ, и не стали бы расхваливать его книгу, покажись она Вам дурной. Но более всего, Монсиньор, мне хотелось бы, чтобы Вы соблаговолили выполнить нижайшую мою просьбу, разрешив спор, возникший между мною и моим другом. Для этого, Монсиньор, вовсе не обязательно ни быть светилом науки, ни обращаться за советом к ученым мужам. Вот в чем суть наших разногласий.

Я настаивал, чтобы он полностью изменил форму своего сочинения. Шутливый тон, в коем оно написано, отнюдь, как мне кажется, не соответствует содержанию. Каббала, говорил я ему, — это наука серьезная, и большинство из моих друзей относится к ее изучению с должной серьезностью; столь же серьезно следует ее и опровергать, поскольку все заключающиеся в ней заблуждения касаются вещей божественных, а порядочный человек не станет насмехаться над чем бы то ни было, крайне опасно зубоскалить по поводу столь серьезного предмета, ибо сие свидетельствует о недостатке благочестия. Каббалист должен изъясняться как святой, в противном случае окажется, что он весьма скверно играет свою роль; говоря как святой, он внушает уважение простакам уже одним этим внешним проявлением святости и убеждает своими видениями нагляднее, чем их могло бы опровергнуть любое зубоскальство.

Со всем высокомерием сочинителя, защищающего свою книгу, мой друг отвечал на это: каббала считается серьезной наукой лишь потому, что ею занимаются одни лишь меланхолики; попытавшись трактовать сию тему в догматическом духе и с серьезным видом распространяться о всяких глупостях, он сам себе показался смешным, а посему счел за благo выставить на посмешище не себя, а графа де Габалиса. Каббала, продолжал он, принадлежит к числу тех химер, которые набирают силу, когда с ними борются всерьез; одолеть их можно только играючи. В подтверждение своей мысли он привел мне выдержку из Тертуллиана. Вы, Монсинъор, знакомы с этим автором лучше нас обоих, так что Вам самому судить, верно или нет он процитировал его слова: «Мulta sunt risu digna revinci, ne gravitate adorentur».[1] Мой друг пояснил, что изречение это направлено против валентиниан, слывших своего рода каббалистами и визионерами.

Что же касается богопочитания — одной из основных тем этой книги, — то он утверждал, что каббалист должен говорить о Боге в силу насущной необходимости, однако особенность избранной им темы такова, что ради сохранения ее каббалистического характера еще более необходимо говорить о Боге с преувеличенным почтением; таким образом, сия книга ни в коей мере не может быть посягательством на религию; простаки читатели перещеголяют по части простоватости самого графа де Габалиса, позволив себе обольститься его неуемным благочестием, если только сии чары не будут развеяны его шуточками да прибауточками.

Исходя из этих и других соображений, коих, Монсиньор, я не стану Вам пересказывать, ибо хочу, чтобы Вы держались одного со мной мнения, мой друг утверждал, что должен был написать книгу против каббалы не иначе как в шутливом тоне. Рассудите же нас, если это будет Вам угодно. По-моему, выступать против каббалы и прочих тайных наук следует, лишь опираясь на серьезные и веские аргументы. Он говорил, что истина весела по самой сути своей и чем чаще она смеется, тем сильнее становится. Сие подтверждается словами одного древнего автора, коего Вы наверняка знаете и без труда вспомните, ибо Господь даровал Вам отменную память: «Convenit veritate ridere, quia laetans».[2]

Ко всему этому он добавлял, что сокровенное знание становится опасным, если к нему не относиться с некоторым пренебрежением, позволяющим развеять его курьезные тайны, указав на их суть и раскрыв глаза на все их нелепости людям, попусту тратящим время на их поиски.

Я приму Ваш приговор со всем подобающим почтением, неотделимым, как Вам известно, от моей искренней к Вам любви, с которой, Монсиньор, я всегда остаюсь Вашим покорнейшим и признательнейшим слугою.

Первый разговор о тайных науках