Граф Брюль

И он в волнении прошелся несколько раз по комнате; но на его побледневшем лице мало-помалу выступил румянец. Видимо, он боролся с собою, чтобы сдержать свой гнев; губы его были крепко стиснуты. Никогда еще граф не видал его таким, в таком сильном гневе; он опустился перед Августом на колени и умолял о прощении. Король сначала колебался, но, наконец, протянул ему руку.

— Прошу тебя, об этом больше ни слова… Все кончено, забыто. Пусть Штейн уезжает отсюда. Завтра, — продолжал он после короткого молчания, — в Губертсбург. Отправить вперед собак и людей; я давно не охотился. Брюль и ты поедете со мной… конечно, и королева также. Я там буду охотиться три дня, в первый день на оленей, во второй парфорс, на третий на тетеревей.

Сулковский поклонился.

— Сейчас же отдам распоряжения.

— Да, пусть все будет готово… мы выезжаем рано…

И Август направился в комнаты Жозефины; граф еще не мог придти в себя; в беспокойстве он молча бросился к королю, стараясь поцеловать его руку. Но Август, казалось, забыл о том, что произошло; добродушно улыбаясь, он протянул свою руку.

В следующие дни охотились в Губертсбурге, в соседних лесах. Король был в отличном расположении духа, потому что охота была удачная. Брюль и Сулковский ему сопутствовали.

В первый же вечер королева вспомнила, что она однажды слышала от отца Гуарини, который так любил Сулковского, что граф мечтает о походе на Рейн и в Венгрию; это можно было приписать его желанию приучить себя к походной жизни и таким образом в случае надобности, послужить королю и отечеству.

Король, выслушав жену, отрицательно покачал головою.

— Он и без того хороший полководец, а я не могу обходиться без него.

Жозефина не настаивала.

На третий день двор вернулся в Дрезден; в тот же вечер Август приказал устроить стрельбу в цель. Все приближенные принимали участие в этой забаве, и Брюль, хотя стрелял отлично, но очень старался, чтобы у него было меньше удачных выстрелов, нежели у короля.

Едва наступило утро, король уехал на охоту в Клаппендорф; на другой день он уже гонялся за оленями под Гроссенгеймом, на третий день, под Штаухитцом, а ночевал в Морицбурге. На следующее утро король вернулся в Дрезден, потому что должна была петь Фаустина. В опере он едва смел поднять глаза; все дамы сидели на тех же местах, но Август смотрел только на одну Фа-устину. Только в конце оперы, разговаривая с генералом Боадис-соном, он обвел глазами ложи, графиня Сулковская сидела одна; Август вздохнул свободнее, он проговорил несколько слов генералу, который низко кланялся; потом его взгляд обращался на сцену и скользнул туда, где сидела Франя, задумчивая, красивая; она глядела на всех с невыразимым презрением; казалось, ей целый свет был безразличен.

V

Седьмого октября праздновался день рождения короля в его любимом Губертсбургском замке. Август III строго соблюдал все старые обычаи и придворный этикет. Все, что было заведено Августом II, заботливо сохранялось.

В восьмом часу все придворные ждали выхода короля; в это время он должен был пройти в церковь к обедне. В этот день на всех были желтые мундиры и высокие ботфорты, так как сейчас же после завтрака предполагалась охота.

Пользуясь ясным утром, прямо от обедни король и королева и все те, кто хотел угодить, собрались на сборном пункте, у так называемого Рубинштейнского креста… отсюда началась охота, и король с жаром погнался за оленями, уже оцепленными со всех сторон. Сулковский, Брюль, генерал Боадиссон и многие другие не отставали от своего короля; он был в наилучшем расположении духа. Поутру королева ему сделала приятный сюрприз, подарила свой портрет, собственноручно ей нарисованный для него на память; Август с чувством поблагодарил августейшую артистку и велел картину повесить в своем кабинете. По просьбе Сулковского, отец Гуарини выписал из Венеции великолепный портрет старого Пальмы, и граф его преподнес королю; Брюль также предложил ему портрет Рембрандта, приобретенный им в Голландии. Картины всегда приводили Августа в хорошее настроение; обыкновенно он их приказывал оставлять в своей комнате; долго рассматривал, любовался ими, а потом уже велел переносить их в картинную галерею.

В этот день было убито три оленя, что еще более развеселило Августа; он мало говорил, но улыбался, моргал глазами, голову поднимал высоко, одним словом, вся его внешность выказывала внутреннее удовольствие. В особенности на долю фаворита графа выпало несколько многозначительных улыбок, как будто он хотел тем изгладить неприятное впечатление, произведенное недавним недоразумением.

Охота скоро закончилась; были отрублены рога у убитых оленей и с триумфом привезены в Губертсбург, где ждал парадный обед. По обыкновению, королева присутствовала в продолжении целой охоты и хотя на ее пасмурном лице видна была усталость, но она старалась улыбнуться и быть ласковой; даже Сулковский услышал от нее несколько радушных слов.