Утром заявились мавры. Герман спустился с ними в трюм. Через час примчался ко мне в каюту, где я и сидел, чтобы не отсвечивать. Мало ли – вдруг кто из экипажа обратится ко мне «ваше сиятельство»… Купцы не дураки, и иностранные языки им по роду деятельности знать положено, сразу все поймут. Вот и сидел, скучал. А тут Герман.
– Ваше сиятельство… – Ну вот… предупреждал же, что я здесь простой пехотинец! – Я сейчас беседовал с купцом из Феса, и он предложил мне корабль. Венецианский неф. Трехмачтовый. Грузоподъемностью в двести тонн. Как он утверждает, почти новый и очень крепкий. Они его всего месяц как захватили. Половину экипажа перебили при захвате, а остальных уже распродали. Стоит он в Сеуте. Если будем брать, то он пошлет в Сеуту быстроходную галеру, и через три дня неф будет здесь. Что мне ему ответить? Я отошел, чтобы посоветоваться с капитаном. Купец ждет ответа.
– Соглашайся, конечно. Второй большой корабль нам не помешает. Но поторгуйся как следует. Напирай на то, что это венецианец, и для северных морей он не предназначен. Так что покупать мы будем кота в мешке. Может, он затонет по пути домой. Так что сбивай цену как только возможно. Тем более что этот купец очень в нас заинтересован. Ну, не мне тебя учить.
– А с экипажем что делать будем?
– Пойдем завтра на рынок и купим. Если даже нам не понравится корабль, и мы его не возьмем, то хоть доброе дело сделаем, христиан из рабства освободим.
– Тогда я побежал.
Прибегал он еще пару раз. Советовался, что брать. Нет, так-то он знал, какие товары нам необходимы, инструкции от Гюнтера получил, но интересовался, что нужно именно мне. А что мне нужно-то? В общем-то ничего. А вот моим девчонкам и их товаркам нужно очень много. И в основном качественные шелковые ткани различных расцветок и с разными узорами. Так ему и сказал. Он принес мне образцы. А я что, в этом разбираюсь?.. В общем, велел ему больше не лезть ко мне со всякой ерундой, а брать все на свой выбор. Но если выбор будет неправильный, то разбираться с дамами графства и непосредственно с графиней ему придется самому. Единственное, что заказал для себя – это несколько рулонов серсенета, небеленого шелка, для пороховых картузов.
Так и просидел до обеда в каюте, пока мавры не уплыли. Потом пошли готовить свой товар на обмен. Германа даже звать не стал, а то опять мне голову заморочит. Я хоть и отношусь с огромным уважением к торговле и торговцам, но не до такой степени, чтобы вникать во все тонкости их ремесла. После обеда валялся на палубе и загорал. Народ смотрел на меня с огромным удивлением. Все-таки сейчас белый цвет кожи – это признак благородства, а я, наоборот, пытаюсь избавиться от него. Ну и ладно, меня и так считают немного не от мира сего, так что одним чудачеством больше, одним меньше… Но потом я вообще всех удивил. Очень уж мне искупаться в море захотелось. Приказал спустить шлюпку, на ней подошел к тому борту, который не был виден со стороны города, и плюхнулся в воду. Поплавал от души.
Уже потом, на палубе, подумал об акулах. Стал вспоминать, водятся они у берегов Северной Африки или нет. Естественно, не вспомнил. Но раз я их не видел, то значит, их тут нет. Ну, может, где и есть, но именно здесь, в бухте, нет. Потом слегка ополоснулся пресной водой, оделся и опять натянул на себя эту проклятую кольчугу. Как же она меня достала… Веса-то я ее не чувствую, но вот жар от нее идет… На солнце она сразу нагревается, даже накаляется, а еще и поддоспешник… Жуть. Хорошо хоть к вечеру жара немного спадает. Как подошли к берегам Африки, я даже учений ни разу не устраивал. Понимаю, что это неправильно, но пересилить себя не могу. Носиться по кораблю в такую жару – это уже мазохизм. Я ведь тоже в учениях участвую, наравне со всеми. А себя жалко.
Весь следующий день простояли у пирса. Так что погулять по городу не удалось. Все стояли по своим местам по штатному расписанию. И мне тоже пришлось. Никуда не денешься: порядок есть порядок. Даже когда грузчики из чернокожих рабов в самое полуденное пекло сделали перерыв, мы продолжали стоять по своим местам. Правда, пехотинцев я партиями отправлял в тень, немного отдохнуть и отдышаться, а сам так и проторчал все время на ахтеркастле. Да еще эта чертова кираса, которую я надел, чтобы не отличаться от остальных. Из-за лени надел ее прямо на кольчугу и теперь вообще изнемогал от жары. Но пушкарям приходилось еще хуже, чем нам. Нас хоть иногда морской ветерок овевал, а им, беднягам, пришлось торчать в настоящей душегубке. Были бы пушечные порты открыты, тогда бы хоть какой-то сквознячок гулял по пушечной палубе. Но они были закрыты, чтобы лишний раз не раздражать местных. Вот и парились там ребята.