Градуал

Он рассказал мне кое-что о своих попытках избежать призыва. Антивоенная группа, к которой он принадлежал, разработала разные способы уклонения или, по крайней мере, отсрочки. В основном группа состояла из таких же, как и он, юношей, опасающихся призыва. Джак испробовал все их идеи: просил справку у врача, подавал заявление, что находится на учебе, получил письмо от наставника. Армейское начальство оставалось непоколебимо. Джак сказал, что последний, отчаянный способ, к которому прибегали многие из его знакомых призывников, – скрыться.

– Всех поймали, – сообщил он. – Эти люди умеют искать. Нечего и пытаться от них спастись.

– Но папа сказал…

– Знаю. Но я в конце концов понял, что, пытаясь спрятаться, делаешь только хуже. Это путь труса.

Я знал, что отец договорился с близким другом еще по университету, что тот спрячет Джака. Друг с женой жили на ферме, в отдаленной деревне где-то высоко в Глондских горах. Отец утверждал, что в горах редко видят отряды, рассылаемые военными властями на поиски уклонявшихся от призыва. Там Джак был бы в безопасности.

– Быть против войны – не значит быть трусом, – сказал я.

– Тогда подумай, сколько мне придется скрываться от рекрутировщиков? Несколько дней? Месяцев? Провести весь остаток жизни на ферме в горах?

Брат сказал, что принял решение. Он считал, что по международным законам война нелегитимна – она ведется жестокими методами, истребила множество гражданских лиц, лишена общественной ценности и морального оправдания. Боевым действиям необходимо как можно скорее положить конец, а тем временем он согласен быть призванным. Молодой рекрут мало что может сделать в одиночку, но, по крайней мере, он узнает систему изнутри, соберет доказательства и однажды, вернувшись к гражданской жизни и завершив юридическое образование, сможет перейти к действию.

Мы оба были мальчишками: мне четырнадцать, Джаку – едва исполнилось восемнадцать. Призыв не был для меня просто туманной угрозой; я знал, что еще через четыре года настанет и моя очередь. План Джака показался мне, по крайней мере на короткое время, смелым и осуществимым.

Джак поднял Джаанн с кровати. Лапы ее вяло свисали; кошка оставалась полусонной. Брат уложил ее у себя на коленях, она замурлыкала. Он погладил ее по спинке, поиграл лапами, пощекотал подушечки за когтями, как она любила.

– Она для меня важней всего, Сандро, – сказал брат. – Позаботишься за меня о Джаанн, пока я не вернусь?

Мы оба умолкли, глядя на кошку. Та перекатилась на спину, вытянув вверх лапы.

Через неделю я вместе с Джаком отправился в центр Эрреста, на призывной пункт, куда ему следовало явиться. Родители, оба в слезах, но согласившиеся с его решением, остались дома. Как предписывали инструкции, Джак не взял с собой багажа, но ему был разрешен один «предмет роскоши». В повестке упоминались: книга, фотография, дневник. Джак решил взять свою скрипку, и она висела у него на спине.

Мы подошли к белой пластиковой ленте, которой был огорожен вход в здание. Здесь мы распрощались, слишком молодые, чтобы выказать обуревавшие нас чувства, но уже достаточно взрослые, чтобы их испытывать. Мы по-братски обменялись парой тычков, потом Джак повернулся и направился к зданию. На середине пути его перехватил солдат в форме и вместо здания направил в припаркованный сбоку серый автобус. Автобус был с окнами, но их закрасили серебряной краской, чтобы нельзя было заглянуть внутрь. Я немного подождал, глядя, как других призывников загоняют в тот же транспорт, но все это показалось мне слишком угнетающим. Я направился домой.

Через несколько минут автобус проехал мимо меня по улице. За ним тянулось облако жирного черного дыма.

Спустя несколько дней родители получили официальное письмо от Канцелярии стратегического штаба в Глонде – всем было известно, что так называется штаб-квартира военной хунты. Письмо было подписано Джаком, будто это он его написал, но две офицерских подписи, расположенные напротив, выдавали истинный источник. Содержание письма уведомляло, что батальон брата направлен в крупную действующую дивизию. По причине военного положения он не сможет поддерживать с нами контакт до возвращения в страну.

В конце послания приводился отрывок из документа, названного Военным кодексом, который накладывал обязательства сохранения секретности на всех ближайших родственников военнослужащих, но еще там утверждалось, что семья немедленно будет извещена, когда 289-й батальон выведут из военных действий.

Призыв Джака в армию стал для моих родителей ужасным событием, поскольку было известно, что условия на южном континенте суровые и опасные. Уже ходило много историй о молодых людях, которым не удалось вернуться. Единственное, что утешало родителей, это обыкновение властей проводить демобилизацию по порядку номеров, так что можно было вычислить, когда Джак вернется домой. По слухам, примерно в то время с театра боевых действий отозвали 236-й батальон, и мы знали, что ожидание будет долгим.

4