— И всё–таки хлопайте покороче, — иногда напоминал Градский, — потому что нас с вами выгонят отсюда в одиннадцать. Тут ведь тоже есть профсоюз…
Рядом со мной в первом ряду сидели администраторы и продюсеры певца — все те, кто занимался распространением билетов и организацией концерта. Это были его помощники и самые преданные поклонники одновременно, и я, иногда скосив глаза, видел, с каким упоением они внимают своему кумиру — негромко подпевают, импульсивно подёргиваются, выстукивают ритм ладошкой по подлокотнику кресла, машут руками и первыми начинают аплодировать, едва смолкал последний аккорд гитары. Вероятно, эти люди неплохо выпили перед концертом или в перерыве между первым и вторым отделениями — то ли по привычке, то ли с устатку, то ли от радости, что долгий период подготовки выступления их «шефа» успешно завершился. Я чувствовал, что сижу в облаке алкогольных паров. Во время песни о Высоцком мой сосед справа торжественно поднялся, словно на исполнение гимна, и вот так, гордо вскинув голову и развернув плечи, простоял, покачиваясь, всё то время, пока звучала музыка. Но когда песня закончилась, он не сел в своё кресло, а сорвался с места и побежал в фойе. Спустя три минуты он вернулся, держа в руках корзину с цветами, и полез на сцену. Увидев его, Градский громко расхохотался: узнал, наверно. Не было сомнений в том, что они знакомы. Поклонник поставил перед певцом корзину, а затем опустился перед ним на одно колено и приобнял Градского за таз, словно любимую женщину. Крутолобые охранники, стоявшие сбоку от сцены, заметно заволновались, но эта сценка длилась всего несколько секунд, а затем восторженный почитатель таланта певца спрыгнул в зрительный зал и вернулся на своё место.
— Саша, давай! — вскричал кто–то из нашего ряда.
— Даю, даю, — терпеливо отозвался Градский, лишь чуть–чуть обернувшись на голос. Да ему и не нужно было смотреть в нашу сторону. Было понятно, что он и так хорошо чувствует присутствие своей «команды поддержки», в которой волей случая оказался и я.
— Саша, «Южную»! — крикнули откуда–то сзади. И Градский исполнил «Южную прощальную», а потом выполнил ещё одну просьбу зала, и ещё, и ещё…
Я не знаю, что со мной.
Где мой берег, где покой?
В чём я прост, а в чём я сложен для понятья?
Но быть таким, какой ты есть —
В этом мужество и честь.
Вот что песнею такой хотел, друзья, вам сказать я.
Наконец почти в полночь Градский взмолился:
— Ребята, давайте на этом остановимся. У меня завтра ещё один такой концерт… да и день рождения тоже!
Публика устроила певцу овацию. Из задних рядов понесли Градскому букет роз. Казалось, у Александра не осталось сил даже кланяться. Он просто стоял на сцене и слегка кивал головой, поставив гитару на пол и прижав к себе её гриф.
Потом отключили освещение сцены, и он ушёл за кулисы.
А я подумал о том, что надо было захватить с собой тот диск, который мы так неумело записали с Серёгой Тарабриным, пытаясь очистить «Русские песни» от гула и треска винила. Мне бы хотелось подарить этот компакт Градскому — конечно, не для того, чтобы он слушал, а просто так, в качестве неожиданного сувенира, на память о том времени, когда мы только учились оцифровывать свои любимые грампластинки.
Вот только нужна ли Градскому эта безделица?..