Грачи прилетели. Рассудите нас, люди

— Болтуны вы все! — высказала я в лицо Названову. — Красивыми рассуждениями прикрываете вы свое ничтожество и душевную пустоту. Претендуете на какую-то значительность мысли, на самостоятельность, на оригинальность! А сами пустые эгоисты. Вся ваша забота — это чтобы вам было выгодно, весело и удобно жить. Наглухо закрыли окна и двери, как бы не просквозило свежим ветром! С вами можно задохнуться от скуки, от тоски!.. Ух, рассуждающие мещане, как от вас тошно! Жизни ни черта не знаете, выросли за папенькиной спиной, выучились на чужие деньги и теперь с высоты своей образованности обливаете всех презрением! «Свобода личности! Делать то, что мне хочется! Жить бесконтрольно!» Умники с мертвыми глазами!.. «Чтоб ты ко мне прильнула телом» — вот ваш идеал. И вера, и красота, и свобода личности — все в этом!..

У Феликса Панкратова слетели с пуговки носа очки и приоткрылся рот. Близоруко щурясь, он попятился от меня в угол, где Толя Туманов, застенчиво улыбаясь, хрустел тонкими и бледными пальцами рук, — я больно задела его, повторив строчку стихов. Дина, защищая Толю, крикнула мне:

— Сами-то вы кто такая? Подумаешь!..

Боря Берзер шепнул мне:

— Молодец, Женька!

Я встала. Вошел Вадим. Точно с разлету, наткнулся он на препятствие — обескураженно замигал, не в силах разобраться, что тут в его отсутствие произошло, почему у всех такие странные, такие возбужденные лица и почему установилось такое неловкое молчание.

— Эй, друзья, какая черная кошка пробежала между вами? Или вы с голода приуныли? Женя, куда ты?

— Я не хочу находиться здесь, — заявила я решительно. — Мне противно. Мертвецы какие-то. Не удерживай меня, Вадим. Прости.

Я пробежала мимо изумленных тетушек Вадима, в передней схватила пальто и ушла. На улице облегченно вздохнула. Морозный ветер остужал пылавшие щеки. В тот момент мне, быть может, острее, чем раньше, необходим был один человек — Алеша.

Едва я успела открыть дверь в квартиру, как Нюша, подбежав ко мне, нетерпеливо, ликующим голосом известила:

— Прилетел!

— Где он? — У меня вдруг затрепетали руки, и я никак не могла расстегнуть крючки на шубке.

Папа вышел в переднюю. Рядом с ним стояла мама, и взгляд ее как бы сдержал меня — я не кинулась, как мне хотелось, а молча подошла и поцеловала его. По вздрагивающим моим плечам он понял, как сильно я взволнована. Он снял с меня пальто, передал его Нюше, затем взял меня за руку, как девочку, и увел в мою комнату.

Мы сели — он в кресло, я на краешек тахты — и поглядели друг другу в глаза. Папа ободряюще кивнул седой головой.

— Ты прилетел из-за меня? — спросила я.

— Пожалуй, что да, из-за тебя. Ты довольна?

Я заговорила, захлебываясь от торопливости:

— Очень!.. Ты даже не представляешь, как хорошо ты сделал, что приехал!.. Я совсем извелась тут без тебя…

Синие глаза его чуть сузились от улыбки.

— Ну?..

Я не знала, с чего начать.

— Ну, говори, я слушаю.

— Папа, ты не станешь возражать, если мы с Алешей переедем сюда, к вам?

— Нет. Буду рад — мне недостает мужского общества. Только почему к нам? Вы переедете к себе. Вот ваша комната, да и вся квартира в конце концов будет ваша.

— Тогда ты должен к нему съездить и пригласить его сам. Тебе он подчинится.

Папа насторожился.

— Подчинится? А тебе? Тебе разве он не подчиняется? Разве вы не совместно приняли такое решение?

— Нет, — сказала я. — Алеша не соглашается сюда переезжать. Заладил одно и то же: «Дача построена не для нас, квартира дана не нам!..» Упрямый как осел!

— Выходит, вы крепко поссорились? — Я кивнула. — И ты пришла за моей помощью? — Я опять кивнула. — И давно ты здесь?

— Уже двенадцатый день. Я думала, ты дома…

Папа откинулся на спинку кресла.

— Я уже начинаю кое-что соображать…

— Я не могу больше так жить… — произнесла я упавшим голосом.

— Тяжело?

В этом вопросе просквозила вдруг веселая ирония, и меня охватило чувство возмущения: почему он так спрашивает? Неужели ему неизвестно, что не у всех жизнь легка и безоблачна. Меня учили музыке, пению… Лишь к главному не приучили — к жизни с ее трудностями и лишениями. Исполняли все мои капризы, ни на что не было запрета, получала все, что захочу. Я хотела заявить папе, что воспитывали меня неправильно. Но ничего этого я, конечно, не сказала, не посмела.

Папа развеселился.

— Слушай, Женя, да он молодчина, Алешка твой! Настоящий парень. С таким не пропадешь. А ты нос повесила. Как мы начинали жить? Спроси у матери. Солдатский паек надвое делили. Постоянного угла не знали. Она тоже училась. И не жаловалась, к родителям за поддержкой не бегала. Алеша все сам для себя хочет создать. И ты помоги ему в этом… — Папа погладил мне щеку. — Я понимаю, в каком затруднительном положении ты очутилась. Я поеду к нему. Не для того, чтобы привезти его сюда жить. Я хочу привезти тебя к нему, помирить вас. Навсегда.