— Думаю, что должным образом расцените мое расположение к вам после того, как в скором времени я познакомлю вас с моим большим другом Отто Скорцени.
— Скорцени?! — воскликнул Зиберт.
— А почему бы нет? — Фон Ортель явно наслаждался произведенным эффектом. — Отто — мой старый приятель и сослуживец. У нас с ним и сейчас есть кое-какие общие дела…
Кузнецову, разумеется, было хорошо знакомо это зловещее имя. Вот уже несколько месяцев, сопровождаемое самыми громкими эпитетами, оно не сходило со страниц фашистских газет и журналов.
Когда Зиберт и Ортель снова встретились в казино, штурмбанфюрер напомнил о своем предложении и пообещал в скором времени познакомить Зиберта с Отто Скорцени, вместе с которым ему, фон Ортелю, предстояло выполнить какую-то важную операцию.
О характере операции трудно было предположить что-либо определенное. Но эта связь Ортеля со Скорцени ничего доброго не предвещала. И вдруг Ортель исчез из Ровно. Исчез так же загадочно, как появился и как жил в этом городе, окутанный туманом неизвестности. Ходили слухи, что штурмбанфюрер застрелился, но никто не видал его трупа, и слухи о смерти тоже оставались загадкой.
Позднее в одном из донесений Кузнецова командованию отряда появятся такие строки о фон Ортеле: «…Лидия (Лисовская. —
Я хотел лично «поговорить» с ним, а при случае предоставить эту возможность и вам, но оказалось, что Ортель неожиданно исчез».
Эти сведения о самолетах-снарядах, которые гитлеровцы стали применять только несколько месяцев спустя, были срочно переданы в «Центр».
Николай Иванович сообщал в этом донесении также о переброске штабов с востока на запад в связи с приближением Красной Армии и о минировании фашистами ряда крупных зданий в Ровно.
…Кузнецова неотступно преследовала мысль о загадочном исчезновении Ортеля. Но ничего вразумительного не могла сообщить на этот счет даже Майя Микота, которая ближе всех была к Ортелю, считавшему ее своим агентом.
— Да, он был очень доволен чем-то, говорил, что ему оказана большая честь, что дело очень крупное…
— Но куда, куда он поехал? — допытывался Николай Иванович.
Майя пожала плечами:
— Не сказал…
— Майя, постарайтесь восстановить в памяти все даже самые мелкие подробности разговора, все детали, намеки. Поймите, это очень важно для нас!
Девушка и сама это понимала, но только качала головой:
— Я спрашивала, не говорит. Вот только разве… Нет, вряд ли это имеет значение. Обещал мне, когда вернется, привезти персидские ковры.
— Персидские ковры?..
Кузнецов встревожился не на шутку. Интуицией разведчика он чувствовал в этом какую-то разгадку внезапного исчезновения Ортеля. Первая заповедь разведчика — не оставлять без внимания ни одной, быть может, на первый взгляд кажущейся мелочи. Персидские ковры? Вряд ли это случайно. И вдруг Николая Ивановича осенила догадка: значит, они со Скорцени предпринимают «вояж» куда-то на Восток, в Иран? Что бы могло там заинтересовать гитлеровских головорезов?
Потом из сообщения нашей агентуры в Швейцарии в «Центре» стало известно о происках немецких разведчиков в Иране. Так факт за фактом вырисовывалась картина, истинный смысл которой стал понятным после того, как в ровенских лесах получили запоздавшие московские газеты. Одна из них — «Правда» от 19 декабря 1943 года — попала к Кузнецову. С волнением читал Николай Иванович напечатанное в ней сообщение:
«Заявление Рузвельта на пресс-конференции. Лондон. 17 декабря (ТАСС). По сообщению вашингтонского корреспондента агентства Рейтер, президент Рузвельт на пресс-конференции сообщил, что он остановился в русском посольстве в Тегеране, а не в американском, потому что Сталину стало известно о германском заговоре.
Маршал Сталин, добавил Рузвельт, сообщил, что, возможно, будет организован заговор на жизнь всех участников конференции. Он просил президента Рузвельта остановиться в советском посольстве, с тем чтобы избежать необходимости поездок по городу. Черчилль находился в британском посольстве, примыкающем к советскому посольству.
Президент заявил, что вокруг Тегерана находилась, возможно, сотня германских шпионов. Для немцев было бы довольно выгодным делом, добавил Рузвельт, если бы они могли разделаться с маршалом Сталиным, Черчиллем и со мной в то время, как мы проезжали бы по улицам Тегерана. Советское и американское посольство отделены друг от друга расстоянием примерно в полтора километра…»
Лицо Кузнецова сияло счастливой улыбкой. Да, он имел право гордиться. Он стал одним из тех, кто разрушил злодейский план гитлеровцев.