Грабители морей

— Если б я был шпионом, мне бы не о чем было с тобой говорить, и я бы ушел. Но я останусь, чтобы исполнить данное мне поручение.

Неизвестный вытащил из-под рясы какой-то сверток и продолжал:

— Спрячь под постель. Тут все нужное для побега. И запомни то, что я тебе сейчас скажу, «Грабителям морей» нужен человек твоего закала. Хочешь командовать людьми, которые будут исполнять всякое твое приказание, переносить всякую пытку, не выдавая своих братьев, и с улыбкою всходить на эшафот?

— О! С такими людьми я переверну весь мир!

— В таком случае, как только освободишься, подъезжай в Англию, в город Чичестер, спроси там нотариуса Пеггама и скажи ему: «Я тот, кого ждут»…

И, не меняя гона, мнимый пастор вдруг прибавил без всякого перехода:

— Да будет с тобою мир, сын мой!

Бандит слегка повернул голову и понял: дверь в это время отворилась, и посетителю снова пришлось взяться за роль пастора.

Вошедший сторож объявил, что срок, назначенный для свидания, прошел. Пастор встал и простился с умирающим.

— Ночи не проживет, — тихо произнес он в дверях и вздохнул с сокрушением.

XII

Сестра милосердия. — На свободе. — Подвиги «Грабителей». — Олаф и Эдмунд случайно являются свидетелями ужасной драмы.

Предсказание мнимого пастора оправдалось: Надод действительно не прожил этой ночи в тюрьме.

По тюремным правилам освещать камеры полагалось только от семи до десяти вечера, а между тем зимою в шесть часов бывает уже совсем темно. Сторожа на минуту вышли зачем-то из камеры, а Надод этим воспользовался и развернул принесенный ему пастором сверток. В свертке оказалась бритва и костюм сестры милосердия.

— Вот оно, оружие о двух концах! — произнес бандит, улыбаясь зловещей улыбкой.

Сначала он подумал воспользоваться сном сторожей, перерезать им обоим горло и убежать, но вспомнил, что ему придется идти через гауптвахту, а уж там его, конечно, не пропустили бы. Тогда Надод придумал другое средство, которое именно и удалось благодаря своей крайней дерзости. Быстро обрив себе бороду, он, покуда не пришли сторожа, надел на себя платье сестры милосердия, затем сделал чучело, которое положил вместо себя в постель, а сам встал на колени, как будто на молитву. В камере было темно настолько, что обман не бросался в глаза.

— Вот тебе раз! — сказали в один голос оба сторожа, как только вернулись. — Сюда кто-то пришел!

Они подошли ближе и увидали одну из сестер общины милосердия.

— Кто вас сюда пропустил, мать честная? — с удивлением спросил один из сторожей.

Они уже привыкли к посещению сестер милосердия, этих достойных, уважаемых женщин и девиц.

Надод отвечал самым тихим шепотом, чтобы лучше изменить свой голос:

— Сам господин директор по рекомендации того пастора, который навещал узника. Господин пастор полагает, что я могу усладить последние минуты несчастного, но только узник принял меня дурно с разным богохульством и, отвернувшись к стене, объявил, что не станет мне отвечать ни слова, так как ни в каких моих заботах не нуждается.

— Как он сказал, так и сделает, матушка, — отвечал сторож. — Я уверен, что вы не знаете, к кому вас прислали?

— Нет, — чуть слышно ответил робкий голос сестры милосердия.

— Это знаменитый разбойник и убийца Надод Красноглазый, — продолжал особенно значительным голосом сторож. — Он уже двадцать один раз бегал из острогов и тюрем и, когда его привели к нам сюда, насмешливо сказал нам: «Меньше чем через месяц я убегу отсюда, и это будет мой двадцать второй побег». Он мог бы прибавить — и последний, так как теперь ему, как надо полагать, придется волей-неволей удалиться из этого мира.

— На его хвастовство, — вмешался другой сторож, — мы ответили ему тогда же, что во всяком случае он не уйдет отсюда живой. Знаете, сестра, таких разбойников, как Надод, нельзя запереть ни на какой замок. Одно средство устеречь их — это не спускать с них глаз ни на одну минуту.

— Я полагаю, что мне здесь совершенно нечего делать, — сказала сестра милосердия. — Мое присутствие неприятно ему.

— Мы то же самое думаем, — отвечал первый сторож, — потому что вы от него ничего не добьетесь. Раз он поклялся, он уж ни слова не произнесет. Ступайте с Богом. Один из нас проводит вас, так как вам непременно нужно будет пройти через гауптвахту. Да, нелегко отсюда выбраться узнику… Отсюда еще ни один из них не выходил иначе как в деревянном ящике. — Эти последние слова были сказаны с грубым смехом. — Ступайте, сестра, я вас провожу, а Иогансон останется здесь.

Услыхав эти слова, Надод с облегчением перевел дух. Во время этого разговора у него на лбу стояли капли холодного пота. Ночь между тем надвигалась, становилось все темнее и темнее. Вздумай кто-нибудь, случайно, зажечь лампы на четверть часа раньше, — и он бы погиб. Степенно, неторопливо сторож выбрал из связки большой ключ, отпер дверь и пропустил сестру милосердия вперед.

— Как есть, ни зги не видно! — проворчал он досадливо. — Что бы им зажечь лампы?.. А все экономия… Дайте мне вашу руку, сестра, я вас поведу.

— Нет, благодарю вас, я вижу достаточно хорошо, — отвечал Надод с редким присутствием духа.