Я вошел в свою каморку, повесил пальто и шляпу, сел за стол, выпростал манжеты и со вздохом вперил взор в пространство, словно мне предстоял рабочий день, полный риска и важных решений. Света я не зажигал. Скоро отворилась дверь в контору рядом, и я услышал, как мой сосед крякнул, откашлялся, чиркнул спичкой и взялся за работу.
Перегородки в этом помещении тонкие - матовое стекло и фанера, слышимость стопроцентная. Я вытащил из кармана сигарету так же осторожно, как действовал в доме Уорбертонов, и спичку зажег, только когда под окнами загрохотал грузовик. И стал с азартом подслушивать. Мой сосед пытался продать по телефону урановые акции. Подход у него был такой: сперва он был любезен, потом ехидничал ("Что это с вами, мистер Х., неужели вам не хочется заработать?"), потом издевался ("Простите, что побеспокоил вас, мистер Х. Я-то думал, что для такого выгодного дела у вас найдется шестьдесят пять долларов"). Он обзвонил двенадцать человек - ни один не клюнул. Я сидел тихо, как мышь. Потом он стал звонить в справочную Айдлуайлда, узнавать, когда прибывают самолеты из Европы. Лондонский шел по расписанию. Рим и Париж запаздывали. Потом ответил кому-то: "Нет, он еще не пришел, у него темно". Сердце у меня заколотилось. Потом телефон зазвонил у меня, я насчитал двенадцать звонков. "Уверен, уверен, - сказал мой сосед. - У него там звонит телефон, а он не подходит... Да с кем ему было проспать, небось бегает высунув язык, ищет работу... Пробуйте, пробуйте, мне туда ходить некогда. Попробуйте еще... семь-восемь-три-пять-семь-семь".
Когда он дал отбой, я подошел к двери, открыл и закрыл ее, погремел крючками на вешалке, просвистал какой-то мотивчик, плюхнулся на стул и набрал первый номер, какой пришел мне в голову. Телефон был моего старого приятеля Берта Хау, он узнал мой голос и с места закричал:
- Хэйки, я тебя везде ищу, а ты скрылся неведомо куда, как тать в ночи.
- Да, - сказал я.
- Как тать в ночи, - повторил Хау. - Был и нет. Я-то хотел с тобой поговорить насчет одного дельца, думаю, тебя заинтересует. Работа временная, недели на три, не больше. Требуется кое-кого обобрать. Они птенцы желторотые, несмышленыши, деньги девать некуда. Операция легче легкого.
- Да, - сказал я.
- Так вот, давай встретимся в двенадцать тридцать у Кардена, я тебе за завтраком все и объясню, ладно?
- Ладно, - ответил я хрипло. - Спасибо, Берт.
Я положил трубку и услышал за стеной голос соседа: "В воскресенье выбрались мы на природу, и Луизу укусил ядовитый паук. Доктор сделал ей какой-то укол. Говорит, все пройдет". Он набрал другой номер и затянул: "В воскресенье выбрались мы на природу, и Луизу укусил ядовитый паук..."
Вполне возможно, что человек, у которого жену укусил паук, решил в свободную минуту сообщить эту новость двум-трем знакомым; столь же возможно, что паук - это кодовое слово, предостережение либо согласие на какую-то незаконную махинацию. Испугало меня то, что, став вором, я словно окружил себя ворами и мошенниками. Левый глаз у меня опять задергался, и оттого, что одна часть моего сознания изнемогала под градом упреков, которыми осыпала ее другая часть, я стал в отчаянии подыскивать, на кого бы свалить мою вину. Я не раз читал в газетах, что развод ведет к преступлениям. Мои родители развелись, когда мне было лет пять. Недурно для начала, подумал я, а скоро сообразил и кое-что получше.