Все выглядело точно так же, как и в пятницу вечером, в день их приезда, вечность тому назад. Уландер сидел за столом, тридцатилетний темноволосый мужчина с темными бровями, низко нависающими над темно-карими глазами. Та же белая рубашка с расстегнутым воротом, а поверх — яркий пуловер с оленем. На правой, неподвижно торчащей ноге, все еще гипс, ступня опирается на низенький диванчик. Все выглядело совсем по-старому.
— Я хочу заплатить по счету, — сказал Хейз. — Мы уезжаем.
Он стоял у самой двери, шагах в десяти от стола. Костыли Уландера стояли у стены рядом с дверью. Уландер, улыбаясь, произнес: "Конечно!", а потом открыл нижний ящик стола, достал свой реестр и прилежно заполнил квитанцию. Хейз подошел к столу, проверил счет, кивнул и выписал чек. Размахивая им в воздухе, чтобы высушить чернила, спросил:
— Что вы делали вчера в моей комнате, мистер Уландер?
— Проверял отопление, — отозвался Уландер.
Хейз кивнул.
— Вот вам чек. Отметьте, пожалуйста, на квитанции, что счет оплачен.
— С удовольствием, — Уландер поставил печать и вернул квитанцию Хейзу. В этот момент Хейз испытывал странное ощущение чего-то неладного. В сознание врезалась странная мысль: "Что здесь не в порядке?" Он посмотрел на Уландера — волосы, глаза, белая рубашка, пуловер с оленем, сломанная нога, гипс на ней, диван… Что-то изменилось. Он видел не ту комнату, не ту картину, что в пятницу вечером. "Что здесь не в порядке?" — спрашивал он себя и не находил ответа.
Он взял квитанцию и проговорил:
— Спасибо. Как там с дорогами?
— Расчищены до самой штатской магистрали. У вас не будет никаких затруднений.
— Благодарю, — сказал Хейз. Он помедлил, не отрывая взгляда от Уландера. — Вы знаете, моя комната как раз над лыжной мастерской.
— Да, знаю.
— У вас есть ключ от мастерской, мистер Уландер?
Тот покачал головой.
— Нет. Мастерская — это частная собственность. Она не относится к пансиону. Хозяин, видимо, позволяет лыжным тренерам…
— Но вы ведь сторож, не правда ли?
— Что?
— Это вы мне сами сказали, когда я приехал? Разве вы не говорили, что между сезонами вы — сторож? Следовательно, все ключи у вас?
— А! Ну, да! Да, я так говорил… — Уландер неловко заерзал на стуле, видимо, пытаясь устроить ногу поудобнее. Хейз еще раз посмотрел на эту ногу, думая: "Черт возьми, что же не в порядке?"
— Может быть, вы вошли в мою комнату, чтобы подслушивать, мистер Уландер? Не так ли?
— Что подслушивать?
— Те звуки, которые доносятся из лыжной мастерской снизу, — предположил Хейз.
— Что же в этих звуках интересного?
— Среди ночи кое-что бывает. Ночью очень удобно слушать. Я только сейчас начинаю вспоминать, что мне там довелось услышать.
— В самом деле? И что же вы слышали?
— Слышал, как шумит газовая горелка, и как спустили воду в уборной, и как двинулись по склону снегоуборочные машины, и как спорили в коридоре, и как что-то пилили и точили в лыжной мастерской. — Он говорил все это Уландеру, но, в сущности, обращался не к нему. Вспомнились те резкие ночные голоса, вспомнилось, что только после них он услыхал шум в мастерской, подошел к окну и увидел свет лампы внизу. И тогда произошла странная вещь. Вместо того, чтобы сказать "мистер Уландер", Хейз вдруг назвал его "Элмер".
— Элмер, — сказал Хейз, — мне сейчас пришла в голову одна вещь…
Элмер… И с этим словом в комнату вошло нечто новое. С этим словом он вдруг перенесся назад, в комнату для допросов 87-го участка, где заурядных воров и грабителей называли их уменьшительными именами — Чарли, Гари, Джо, и где эта фамильярность словно ставила их по ту сторону барьера, подавляла их, заставляла понять, что допрос — не шутка.
— Элмер, — повторил он, — сейчас мне пришло на ум, что раз Мэри не могла в горах ничего видеть, то ее, наверное, убили потому, что она что-то слышала. Пожалуй, она слышала тот же спор, который слышал и я. Только ее комната совсем близко к Хельгиной. И она наверняка разобрала, кто именно спорил. — Он сделал паузу. — Это очень логично, как ты думаешь, Элмер?
— Думаю, что так, — вежливо ответил Уландер. — Но если вы знаете, кто убил Мэри, почему бы вам не пойти…
— Не знаю, Элмер. А ты знаешь?
— Мне очень жаль. Не знаю.
— Вот и я не знаю, Элмер. Но у меня такое ощущение…
— Это какое же? — спросил Уландер.
— Что ты заходил в мою комнату, чтобы подслушивать, Элмер. Чтобы понять, что я мог слышать ночью, накануне убийства Хельги. И, пожалуй, ты пришел к выводу, что я мог слышать слишком много, и надо полагать, именно поэтому на меня напал вчера в горах.
— Ради Бога, мистер Хейз, — произнес Уландер с легкой надменной улыбкой, и рука его вяло поднялась, указывая на ногу в гипсе.
— Конечно, конечно, — отозвался Хейз. — Как же мог напасть на меня человек со сломанной ногой, человек, который не может двигаться без костылей? Но думаю, что подслуш… — Внезапно Хейз замолчал. — Костыли! — воскликнул он через секунду.
— Что?
— Твои костыли! Где они, черт бы их побрал?
Только на один миг кровь отлила от лица Уландера. Потом он совершенно спокойно произнес:
— Вон там. Позади вас.
Хейз обернулся и взглянул на костыли, стоявшие у двери.