Грабеж

Перед чаем все разбрелись по участку, кто с кем. Наталья Максимовна предложила хозяйке свои услуги — убрать стол, приготовить чай и кофе, которые решено было пить в саду под широкой кроной дуба-великана. Михаил Михайлович, изрядно принявший спиртного и не в меру восторженно-возбужденный, старался каждому из гостей в отдельности сказать что-то приятное. Пришельцу он сообщил о своей встрече с одним влиятельным товарищем, генералом из МВД и что тот пообещал… Все это было липой — ни с кем Зубров о Пришельце не говорил и никто ничего не обещал. Просто это был очередной трюк Михаила Михайловича, к которому он часто прибегал, чтобы показать свою силу и возможности.

Сообщение Зуброва об этом разговоре Ипполит Исаевич выслушал без особого воодушевления: сейчас для него важнее было расположить к себе Малярчика, и он поспешил к Виктории Лазаревне, которая сразу же спросила, кто эта дама с густо накрашенными плотоядными губами и зазывающими глазками? «Какой точный словесный портрет», — с удивлением подумал Пришелец и ответил без излишних подробностей:

— Жена Антона Фомича, известного ученого, профессора, доктора наук.

— Каких наук?

— Крупный спец по алмазам.

— А-а-а, я так и думала.

— Почему? — полюбопытствовал Пришелец.

— Жена его из алмазов сделана: в ушах тысячи на три, да на пальцах тысяч на пять; дорогая жена, — с ревнивой неприязнью пробубнила Виктория Лазаревна.

«А ты, пожалуй, подороже будешь», — подумал Пришелец, глядя на ее толстые пальцы, унизанные кольцами, сработанными, видимо, искусным ювелирных дел мастером.

— Я, уважаемая Виктория Лазаревна, смотрю на эти вещи глазами профессионала. Может драгоценный камень быть вставлен в грубую оправу, сделанную бездарным мастером, ремесленником. Меня такая вещь не интересует. Как в предметах антиквариата, так и в ювелирных изделиях я прежде всего ищу поэзию. Ваши кольца, простите за нескромность, уникальны, ничего подобного я не встречал. Они созданы вдохновением художника, в них изящество, гармония. — Льстивые глаза Ипполита Исаевича прищурились, по пухлым губам пробежала легкая улыбка.

— У вас вкус художника. Могу себе представить вашу коллекцию.

— Буду рад видеть вас у себя, — пригласил Ипполит Исаевич. — Вместе с Петром Михайловичем приезжайте. Вот мой телефон. — И протянул свою визитную карточку.

Виктория Лазаревна спрятала карточку в черную прямоугольную сумочку и величественно кивнула.

— Благодарю, Ипполит Исаевич, мы непременно заглянем к вам, а теперь, извините, должна вас покинуть.

И она важно направилась к мужу, который, стоя у клумбы, разговаривал с Земцевым. Заочно они знали друг друга, и знали довольно хорошо, потому что у них были общие друзья. Поэтому между ними сразу установились доверительные отношения. Правда, в отличие от Земцева Малярчик, давнишний поклонник бахуса, был изрядно навеселе; язык уже начал заплетаться, это несколько шокировало Земцева. Он не любил пьяного бахвальства. Увидя медленно и величаво подплывающую Викторию Лазаревну, Петр Михайлович фамильярно взял под локоть собеседника:

— Это моя жена… Деятель, талант. Необыкновенного ума женщина. Ее любят и уважают самые высокие люди, Викочка, это Яков Николаевич. Помнишь, Георгий Аркадьевич нам о нем говорил. Он самый — Внешторг! Он может тебе доставить из Аргентины…

— Замолчи! — грубо одернула мужа Виктория Лазаревна. И по круглому розовому лицу юриста распласталась виноватая улыбка. — Вы извините, Яков Николаевич, Петр иногда позволяет себе расслабиться в кругу своих и тогда не думает, что плетет. Георгий Аркадьевич наш друг, и от него мы много доброго слышали о вас.

Тонкие губы Земцева приветливо шевельнулись, но так и не разомкнулись. Вежливый кивок головы, полузакрытые глаза. Виктория Лазаревна, перейдя на доверительный полушепот, проговорила:

— Мне ничего не надо ни из Аргентины, ни из Франции… Мне бы наоборот…

Она смотрела на Земцева так, словно пыталась проникнуть ему в душу, выведать его тайну и поведать свою. И взгляд ее, пронзительный и тяжелый, говорил: я все про тебя знаю, и мы нужны друг другу; хоть ты и важен и считаешь себя неуязвимым, но в жизни всякое может случиться, никто из нас не застрахован, и тебе может понадобиться моя услуга. Так услужи и ты мне, сделай одолжение: я запомню. Глядя на него, она думала: понял или нет смысл ее слова «наоборот». И решила: понял. Значит, можно быть откровенной. Она уже знала, что Земцев имеет возможность беспрепятственно провозить через пограничные кордоны то, что запрещено законом. Да, Земцев понял ее, но спросил:

— Что вы имеете в виду?

— Моя близкая подруга сдуру выехала на Запад. Хлебнула там лиха, одумалась, хотела вернуться. А назад дорога закрыта. Одинокая, беспомощная. Бедствует. Я хочу помочь, это мой долг.

— Я вас понимаю, — мягко сказал Земцев. — Давайте вернемся к этому вопросу в другой раз, в другой обстановке.