Грабеж

— Но это же ложь, — нетерпеливо перебил Пришелец. — Ложь, которая оборачивается большими неприятностями. Обожествлять ничтожество, лгать, притворяться из-за поцелуя и тому подобного — глупо. Это разновидность язычества, когда создают из дубового полена истукана, обожествляют его, молятся и поклоняются ему. Сами создают добровольно и верят в свою же выдумку. Когда этот идол деревянный — там куда ни шло — молись, приноси ему жертвы и дары. А наши идолы живые, они тоже верят в сказки, которые мы им рассказываем, в добродетели, которыми мы их наделяем, Верят! И уже свысока смотрят на сочинителей этих сказок и думают: коль я такая необыкновенная, так зачем ты мне нужен, обыкновенный?! Поищу-ка я себе равного. Они неблагодарны. Вашей жертвы не оценят. Считают, что так и должно быть, что не они, а вы должны быть им благодарны за ваше же внимание и доброту. И знаете, к какому выводу я пришел на основе личного опыта? Женщине нельзя давать больше, чем она стоит, переплачивать нельзя. Ни в коем случае. Лучше недооценить, чем переоценить. Уверяю вас. Испытал на собственной шкуре. Ошибался и учился на ошибках. Если вы дадите ей больше, чем она заслужила, считайте, что ваша песенка спета. Она возомнит о себе и сядет вам на шею, она перестанет уважать вас как раба, не то что любить. От прежней любви к вам, или по крайней мере видимости, подобия любви и следа не останется. Она будет требовать от вас все больше и больше, а взамен вы не получите ровным счетом ничего. Даже доброго слова, искренней ласки не дождетесь.

Ипполит Исаевич говорил вдохновенно, даже самозабвенно, словно с профессорской кафедры возвещал непререкаемые истины, которые открыл и первым поведал миру. Зубров слушал его с неожиданным интересом, не перебивал и не возражал. Ему казалось, что этот матерый специалист по женской психологии высказывает и его собственные мысли, что и он, Михаил Михайлович, совершенно согласен и готов подписаться под каждым словом Пришельца. Ему было приятно, что не один он так думает, что у него есть авторитетные единомышленники. Слушая Пришельца, он вспоминал Наталью Максимовну, ее капризы, вдруг вспыхнувшие вчера и особенно сегодня, в размолвке, когда они, выйдя из «Сказки», выехали на лесную поляну, и он в машине пытался обнять ее и получил такой неожиданно резкий отпор, что даже смутился, — перед ним была гордая и самонадеянная женщина, ни капельки не похожая на его прежнюю Наточку, удовлетворявшую все его желания. Он пытался найти причину такой перемены и, не найдя ничего другого, решил, что это результат вчерашнего выяснения отношений между супругами Ященко, о чем говорила в ресторане Наталья Максимовна. Антон Фомич, оказывается, вчера весь день был дома, поджидая свою супругу, ушедшую неизвестно куда и зачем, а потом под вечер видел, как она выходила из машины, за рулем которой сидел Зубров. Съедаемый ревностью и обидой, на этот раз Антон Фомич изменил своему прежнему многолетнему терпению, не выдержал и хоть негромко, без грубых слов, тактично напомнил жене, что своим поведением она компрометирует его, человека если нелюбимого своей супругой, то вполне уважаемого в порядочном обществе. При этом тихий, упавший голос Антона Фомича дрожал, прерывался, переходя на шепот отчаяния и безысходной тоски.

И может, впервые в душе Натальи Максимовны слабым, едва мерцающим огоньком просветлело чувство жалости и стыда, пожалуй, даже не стыда, а неловкости и смущения. Тем более, что в ней неприятный осадок оставила квартира, несомненно, принадлежавшая одинокой женщине и, возможно, бывшей любовнице Зуброва. Тогда ей подумалось, что со временем и она может стать вот так же «бывшей». Так стоит ли долго ждать того времени, а не покончить ли сейчас? Побаловались — и хватит: лучше самой первой уйти, чем ждать, когда тебя бросят. Роль отвергнутой любовницы больно задевала ее самолюбие. И Наталья Максимовна на этот раз не перешла в контратаку, как это раньше бывало, а выслушала мужа с видом кротким, полным если не раскаяния, то сожаления. А потом, как всегда, говорила неправду: встретила его случайно, полчаса тому назад, он ехал к ним, чтобы пригласить на свой день рождения, что симпатизирует Зубров вовсе не ей, а Антону Фомичу. В дом не зашел потому, что спешил еще к кому-то с той же миссией, с какой ехал к нам, что как мужчина Зубров ей вовсе не нравится, что он груб, самонадеян и туп, а поддерживает она с ним только деловые отношения, и Антон Фомич знает, какие.

Вспышка ревности окончательно была погашена нежностью и лаской, по которым Антон Фомич давно тосковал.