ГПУ. На службе в ЧК и Коминтерне

Все трое получили порядковые номера 13, 14 и 15. Работу свою они выполняли аккуратно. Информация Мансура отличалась точностью и детальностью. Старший брат в Газни специализировался в организации нападений на английские транспорты в пограничной зоне. Младший брат в Кабуле вел работу в правительственных учреждениях. Он вскоре предложил мне приобрести за две тысячи рупий афганский шифр министерства иностранных дел. О предложении мною было сообщено в Москву, но Москва ответила, что тратить деньги на покупку не следует, так как шифр… уже имеется в распоряжении спецотдела ОГПУ.

Глава 7 Разложение бухарской эмиграции

В Афганистане нашли убежище бывший эмир бухарский (проживавший в 18 километрах от Кабула в местечке Калай-Фатум) и главари басмаческого движения Фузаил-Максум и Курширмат. Оба главаря пользовались большой славой и влиянием как среди местных эмигрантов, так и среди населения советской Бухары. Эмир бухарский имел при себе около 300 человек; из их среды пополнялись руководители басмачества, и они же держали связь между эмиром и басмачами в советской Бухаре. Кроме того, в районе Северного Афганистана сосредоточилось около 30 тысяч эмигрантов, преимущественно туркмен.

Москва очень интересовалась бухарской эмиграцией и в каждом письме торопила меня с развитием работы. Подступ к эмиграции я нашел случайно. Однажды, катаясь верхом в окрестностях Кабула, я познакомился с бухарцем, любезно пригласившим меня в гости. Бухарец принадлежал к свите эмира и проживал в Калай-Фатуме. В одну из ближайших пятниц я поехал к нему и очутился среди басмаческого отряда. Благодаря моему знанию узбекского и турецкого языков меня сначала приняли за сотрудника турецкой миссии, но затем я признался, что служу в советской миссии, недавно приехал из Бухары. Признание мое было встречено враждебно, но затем слушатели, заинтересованные моими рассказами о родине и об общих знакомых, начали задавать вопросы, и мы мирно пробеседовали часа три. Оставив свой адрес, я уехал в Кабул, расставшись друзьями с хозяевами дома.

Результат беседы сказался через несколько дней. Явились три бухарца с просьбой выхлопотать для них разрешение вернуться на родину. Я просил прийти за ответом через два дня, сказав, что передам их просьбу послу. Когда они пришли через два дня, я заявил, что советская власть должна быть уверена в искренности их намерений без задних мыслей вернуться на родину. Свою искренность они должны доказать, во-первых, сообщением сведений обо всем, что они знают и узнают о действиях бухарского эмира, а во-вторых, ведением пропаганды среди эмигрантов-бухарцев в пользу возвращения на родину. Когда наберется партия в 20–30 человек, мы их отправим в Бухару.

Недели через две желающих возвратиться на родину было около 30 человек и среди них пять наших агентов.

Я послал доклад в Москву, подробно развивавший идею реиммиграции бухарцев. Я настаивал главным образом на реиммиграции вождей бухарского движения, ибо думал, что вслед за вождями группами двинутся и рядовые члены эмиграции. Москва приняла мое предложение, однако с той поправкой, что надо организовать возвращение рядовых эмигрантов и, лишив таким образом вождей опоры, уничтожить их влияние и значение.

С целью содействия идее «возвращения на родину» ближайший съезд бухарских Советов постановил амнистировать всех эмигрантов, добровольно возвращавшихся в Туркестан, и наделить их землей и инвентарем, чтобы они вновь могли заняться хозяйством. Меры эти диктовались, кроме политических соображений, соображениями экономическими. Восточная Бухара после ликвидации басмачества в 1925 году почти опустела. Жители частью бежали в Афганистан и Персию, частью были вырезаны воюющими сторонами. Глинобитные дома развалились, поля были брошены и не обрабатывались. Некогда богатые селения представляли собой развалины среди пустыни. Еще больший ущерб причиняла стране эмиграция туркмен, которые увели с собой на афганскую территорию всех каракульских овец, ценившихся наравне с валютой. Все это богатство теперь находилось в Афганистане.