С женщинами все немного сложнее: обыгрывать крепко «прилипшие» речевые роли через их более интересные и продвинутые аналоги трудно. И понятно почему: из военрука может получиться неплохой маршал, а что возьмешь с пэтэушницы? Ряды более интересных, успешных и ярких персонажей для женщин не так легко построить, «высокие» образцы редки. Но коли уж ничего не поделать с этой простоватой интонацией, то без Аллы Борисовны не обойтись. То есть – народная героиня, примадонна с окраины, ни бога, ни черта не боится, не стесняется, может и созорничать, с залом «на ты», над собой подтрунивает. Короче, острохарактерная. Чрезмерные вольности всегда можно подредактировать, но, тем не менее, оттенок лубочности, этакого «звездного кича» все равно лучше, чем развязно-подростковая интонация при стандартно-скучноватом содержании. Чем лучше? Тем, что «народность» шлягера – это жанр, где вовсю используется его яркость, простота и некоторая даже пародийность. А подростковая развязность – она не от хорошей жизни, а от смущения и неловкой попытки себя защитить и подбодрить.
Ведь чем по сути нехороши речевые роли «Профессора», «Военрука» и «Пэтэушницы»? Тем, что эти «костюмы» на самих носителях сидят немного «не по фигуре»: другого не сшил вот, знаю, этот как-то не очень, но что поделать, видно, такой уж я урод. А то, что «Профессор», пусть даже и по марксистско-ленинской философии, порой может поделиться с аудиторией интересными знаниями, «Военрук» тоже когда-то не школьниками командовал, а «Пэтэушница» на самом деле смешная, милая девчонка, – неловкое, несвободное «ношение» этих ролей не дает разглядеть. Так что приходится костюмчики немного перелицевать, вытащив их сильные стороны, а для этого иногда бывают очень кстати те персонажи, у которых изъян проявлен максимально, «классом выше» и работает. Родинку можно считать косметическим дефектом, а можно – очаровательной мушкой. Картавость Вертинского никому и в голову не придет именовать дефектом речи. Как говорится, если у тебя есть недостаток, преувеличь его. Только весело и с умом. Понимая при этом, что сильно «поношенные» речевые роли, как и всякий винтаж, требуют очень продуманного обращения.
Впрочем, этим путем идти приходится довольно редко и только потому, что на двухдневном тренинге у нас нет времени на археологические раскопки с целью узнать, как сложился у человека именно этот ролевой репертуар и что его там держит.
Коучинг, предоставляющий другие возможности для подобного рода «изысканий», иногда позволяет этим заняться. А тренеру ведь еще нужно помнить о группе и о том, что участники
Тридцать лет назад у нас заведующий отделением (отделением патологии речи, между прочим) любил рассказывать подросткам, ужасно страдавшим от почти незаметного заикания, что в свое время в Оксфорде было страшно модно слегка заикаться, а уж если не получалось – приходилось картавить или шепелявить. В общем, идея не нова. Нет возможности или времени изменить – используй то, что имеешь.
А у людей есть обычно гораздо больше, чем они сами думают.
Для подавляющего большинства единственный «костюм» не так дорог, и уже на второй день тренинга они не будут за него держаться с нечеловеческой силой. И тогда возникает занятная и полезная возможность действительно его расшить и даже, знаете ли, развить. Только не путем отделки и утюжки имеющегося, а прямо противоположным – вызвав со скамьи запасных какие-то речевые роли, резко контрастирующие с привычными – и, разумеется, только те, которые манят, искушают, прямо-таки просятся и рвутся в бой.
Обращаю ваше внимание на то, что мы не собираемся ими заменять имеющиеся, – только уравновешивать, снимать однозначность с их помощью сложившихся привычек. Это не совсем дезавтоматизация, поскольку на составляющие ничего раскладываться не будет. Ресурсные речевые роли до какой-то степени уже сложились, их только нужно позвать. Или разбудить. Или разрешить им присутствовать.