Уже в сентябре 1931 года охват коллективизацией достиг 60 %[91]. После этого темпы насильственной коллективизации были существенно снижены. Согласно секретной Инструкции ЦК ВКП (б) и СНК СССР от 8 мая 1933 года, адресованной всем партийно-советским работникам и всем органам ОГПУ, суда и прокуратуры, раскулачивание стало проводиться в индивидуальном, а не в массовом порядке. А с 24 мая 1934 года в соответствии с постановлением ЦИК СССР «О порядке восстановления в гражданских правах бывших кулаков» в индивидуальном порядке начался процесс восстановления «лишенцев» (кулаков-спецпереселенцев) в гражданских правах.
13 августа 1954 года процессы, связанные с проведением политики ликвидации кулачества как класса, были прекращены постановлением Совета Министров СССР «О снятии ограничений по спецпоселению с бывших кулаков и других лиц». К этому времени единоличных хозяйств в стране практически не осталось[92].
Исчерпав все возможности административных способов управления сельским хозяйством, власти решили прибегнуть к экономическим методам.
В августе-сентябре 1934 года были повышены ставки сельхозналога с единоличников, и, кроме того, для них был введен единовременный налог, на 50 % увеличены нормы обязательных поставок продукции государству по сравнению с колхозниками[93].
Для частников оставалось только три выхода из этой ситуации: уйти в город, вступить в колхоз или стать наемным работником в совхозе. При этом уйти в город было не так просто. В 1932 году была введена отмененная революцией паспортная система, установившая жесткий административный контроль за движением рабочей силы в городах, а в особенности из села в город, по сути, превратившая колхозников в государственных крепостных.
На II Всесоюзном съезде колхозников-ударников, проходившем в феврале 1935 года, Сталин с гордостью заявил, что 98 % всех обрабатываемых земель в стране уже являются социалистической собственностью[94]. В честь этого грандиозного достижения еще в декабре 1934 года государство сняло с колхозов все задолженности по ссудам (кредитам), полученным до 1 января 1933 года.
Сам Сталин в разговоре с У. Черчиллем вспоминал о коллективизации: «Это было что-то страшное, это длилось четыре года, но для того, чтобы избавиться от периодических голодовок, России было абсолютно необходимо пахать землю тракторами. Мы должны механизировать наше сельское хозяйство. Когда мы давали трактора крестьянам, то они приходили в негодность через несколько месяцев. Только колхозы, имеющие мастерские, могут обращаться с тракторами. Мы всеми силами старались объяснить это крестьянам. <…> Все это было очень скверно и трудно, но необходимо. Многие из них (кулаков) согласились пойти с нами. Некоторым из них дали землю для индивидуальной обработки в Томской области, или в Иркутской, или еще дальше на север, но основная их часть была весьма непопулярна, и они были уничтожены своими батраками»[95].
Таким образом был ликвидирован последний социальный слой, противостоявший социалистическому государству, – «мелкобуржуазные» земледельцы, а за их счет была осуществлена индустриализация страны.
Однако окончательное удушение «буржуазной стихии» в лице нэпманов, кулаков и зажиточных крестьян осуществлялось не только насильственными и административными методами. Значительную роль сыграл и такой инструментарий, как налоговая и финансовая политика государства. Конечно же, и советская пропагандистская машина делала свое дело. Газеты, радио, фильмы, Союз писателей обеспечивали пропагандистское прикрытие: советских граждан убеждали, что все это в их интересах и во благо советской Родины.
23 августа 1929 года ЦК ВКП (б) принял решение об установлении и торжественном проведении 13 октября Дня урожая и коллективизации[96]. Вместо праздника урожая, проходившего до революции 21 сентября, имеющего также и другие дополнительные названия, большевики предложили отмечать в середине октября национализацию крестьян.
«Вместо цепей крепостных…»
Массовая коллективизация была успешно осуществлена в рамках Права катастроф, то есть путем командно-административного принуждения и репрессий. Для обеспечения дальнейшего устойчивого функционирования колхозной системы требовалось его законодательное обеспечение.
Внутренняя «матрешка» советского права была спрятана внутри внешней – советского законодательства. Это было сделано заблаговременно и совершенствовалось постоянно.