Читаем Гостомысл полностью

— Дурак! Скажи слугам, чтобы скорее несли меха на замену, — сказал Доброжир и обратился к Готлибу: — Господин конунг, прости за недогляд, сейчас принесут новый мех.

Готлиб зло мазнул испорченной шкуркой по лицу старшины, бросил шкурку на землю и кивнул Харальду:

— Харальд, каждую шкуру проверь!

— Проверю, — сказал Харальд.

Затем обратился к Олаву, который помогал в общении с Доброжиром.

— А дикарю скажи, что за обман взыскаем вдесятеро.

Лицо Харальда расплылось в довольной улыбке.

Услышав слова дана, Доброжир похолодел, — его дурные

предчувствия сбывались, конунг искал предлога, чтобы нарушить свое обещание не грабить город.

Доброжир попытался успокоить Готлиба:

— Господин конунг, мы все исправим...

Но Готлиб не стал слушать и перешел к возам с продовольствием. Здесь он сразу придрался к муке.

Он схватил горсть муки и начал совать ее в лицо Доброжиру и орать, брызгая слюной.

Доброжир не шевелился и вскоре стал похож на гипсовую статую.

Этой картиной забавлялись собравшиеся вокруг даны: тыча пальцами в словенских старшин, они хохотали, держась за животы.

Наконец Готлибу надоело это развлечение, и он перешел к делу.

— Вот что! Боги мне свидетели, что с дикарями я старался вести себя честно: я даже дал им слово, что не трону их города, если они заплатят небольшой выкуп. Хотя рабам я никаких обещаний не даю. Но, как знаете, я всегда был честным и мягким человеком. И я дал обещание рабам, хотя они и не заслуживали моего снисхождения! — громко сказал он с нескрываемой иронией, обращаясь к данам.

Из толпы данов послышались крики, перемешанные с хохотом.

— Да, наш конунг добрый и честный человек!

Готлиб поднял руку, призывая к тишине. Как только хохот стих, продолжил:

— Но пусть боги будут свидетелями того, что дикари нас обманывают, — они подсовывают нам худые меха и дают маленькие бочонки золота и серебра.

Из толпы послышались крики:

— Смерть рабам!

Готлиб повысил голос:

— Раз они нас обманывают, то идите и сами возьмите у них все, что захотите!

Доброжир упал к ногам Готлиба.

— Господин конунг, пощади нас.

Готлиб брезгливо оттолкнул его ногой и крикнул:

— А этих собак посадите в подвал. Пусть они побудут у нас заложниками. И если в городе хоть одного воина пальцем тронут, мы их вздернем на воротах.

<p>Глава 36</p>

Ратиша поднял Гостомысла с утра пораньше, еще до зари.

С вечера они договаривались сбегать на лодке в одну из многочисленных проток, где Ратиша несколько дней назад обнаружил лежку огромных сомов, и порыбачить.

Ратиша за последнее время стал близким другом Гостомысла.

Ратиша нравился Гостомыслу: его мысли ловит с лета, словно их предугадывает, да и с выполнением заданий ждать не приходится.

Сегодня он пообещал показать ему, как ловить сомов.

На рыбалку оделся Гостомысл просто: штаны из суровой домотканины, заправленные в высокие кожаные сапоги, кожаный жилет, поверх — кафтан из толстой шерсти.

Когда выходил, Ратиша набросил ему на плечи еще и овчинный тулуп.

— Я не замерз, — сказал Гостомысл.

— На воде холодно, — сказал Ратиша.

Гостомысл накинул на плечо тяжелый тулуп, и они пошли к причалам.

Лодка была причалена около княжеской ладьи.

У лодки стояло четверо парней. В руках у одного горел факел, который смутно освещал лодку и борт ладьи.

Парни о чем-то тихо разговаривали между собой, увидев Ратишу и Гостомысла, замолчали, и когда те подошли, поприветствовали:

— Будь здрав княжич!

Гостомысл окинул взглядом парней: парни крепкие.

Ратиша подыскивал в дружину Гостомысла ребят не старше шестнадцати лет, но эти выглядели старше.

«Крепкие парни всегда кажутся старше своего возраста», — подумал Гостомысл.

Ратиша, подбирая парней для дружины, часто приводил к Гостомыслу новых людей. Из-за этого Гостомысл не успевал запоминать их имена.

И с этими он не успел познакомиться. О них помнил, только, что они дети бояр. Больше ничего.

Но это было не страшно, постепенно, если они приживутся в его дружине, он узнает их лучше.

На шум с ладьи свесился сторож с копьем и окинул парней подозрительным взглядом.

Узнав Гостомысла, поздоровался:

— Здрав будь, княжич!

Затем поинтересовался:

— На рыбалку собрались?

— На рыбалку, — сухо проговорил Ратиша, и сторож спрятался.

Гостомысл передал парням тулуп, и те перенесли его на лавку на корме. Ратиша зашел на лодку и подал руку Гостомыслу.

— Заходи, княжич, — пригласил Ратиша.

«Я не маленький»! — подумал Гостомысл и руку не взял, но, перешагнув через борт лодки, едва не упал, — лодка неожиданно качнулась.

Ратиша поймал его руку, благодаря чему Гостомысл удержался на ногах.

На дне лодки Гостомысл заметил оружие: луки, копья, топоры, и даже пару щитов. Оружия для рыбалки было многовато.

— Зачем это? — спросил Гостомысл, кивнув головой на оружие.

— Даны ушли, но осторожность никогда не мешаед, по лесу всякий народ ходит, — сказал Ратиша.

Парни расселись по местам и пристраивали весла.

— Как вас зовут? — обратился Гостомысл к парням.

— Радигост, — сказал один.

— Новик.

— Милорад.

— Мечислав.

— Хорошо, — сказал Гостомысл.

Ратиша сел к кормчему веслу. Гостомысл сел рядом.

Перейти на страницу:

Все книги серии Всемирная история в романах

Карл Брюллов
Карл Брюллов

Карл Павлович Брюллов (1799–1852) родился 12 декабря по старому стилю в Санкт-Петербурге, в семье академика, резчика по дереву и гравёра французского происхождения Павла Ивановича Брюлло. С десяти лет Карл занимался живописью в Академии художеств в Петербурге, был учеником известного мастера исторического полотна Андрея Ивановича Иванова. Блестящий студент, Брюллов получил золотую медаль по классу исторической живописи. К 1820 году относится его первая известная работа «Нарцисс», удостоенная в разные годы нескольких серебряных и золотых медалей Академии художеств. А свое главное творение — картину «Последний день Помпеи» — Карл писал более шести лет. Картина была заказана художнику известнейшим меценатом того времени Анатолием Николаевичем Демидовым и впоследствии подарена им императору Николаю Павловичу.Член Миланской и Пармской академий, Академии Святого Луки в Риме, профессор Петербургской и Флорентийской академий художеств, почетный вольный сообщник Парижской академии искусств, Карл Павлович Брюллов вошел в анналы отечественной и мировой культуры как яркий представитель исторической и портретной живописи.

Галина Константиновна Леонтьева , Юлия Игоревна Андреева

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / Проза / Историческая проза / Прочее / Документальное
Шекспир
Шекспир

Имя гениального английского драматурга и поэта Уильяма Шекспира (1564–1616) известно всему миру, а влияние его творчества на развитие европейской культуры вообще и драматургии в частности — несомненно. И все же спустя почти четыре столетия личность Шекспира остается загадкой и для обывателей, и для историков.В новом романе молодой писательницы Виктории Балашовой сделана смелая попытка показать жизнь не великого драматурга, но обычного человека со всеми его страстями, слабостями, увлечениями и, конечно, любовью. Именно она вдохновляла Шекспира на создание его лучших творений. Ведь большую часть своих прекрасных сонетов он посвятил двум самым близким людям — графу Саутгемптону и его супруге Елизавете Верной. А бессмертная трагедия «Гамлет» была написана на смерть единственного сына Шекспира, Хемнета, умершего в детстве.

Виктория Викторовна Балашова

Биографии и Мемуары / Проза / Историческая проза / Документальное

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза