Читаем Гостомысл полностью

— Это хорошо, — сказал князь. — Кто его отец?

— Воислав, — сказал Стоум.

— Помню, хороший был боярин. И сын его должен быть добрым воином, — сказал князь и обратился к сыну: — А что ты думаешь?

— Я возьму всех, кто захочет пойти ко мне в дружину. — С плохо скрываемой радостью сказал Гостомысл. Отец согласился дать ему дружину, и он почувствовал на сердце облегчение. Теперь он старался скорее забыть свою злобу на отца

Князь сказал:

— Хорошо. Стоум, приставь пока одного Ратишу к княжичу. Пусть будет рядом с ним во время похода на разбойников. А вернемся — помоги княжичу набрать дружину.

— Помогу, — сказал Стоум.

— Ну, идем в город, — сказал князь.

Они медленно пошли в город. А, обрадованный итогом разговора, Гостомысл жеребенком побежал впереди.

— И все же он совсем еще мальчишка, — сказал, глядя ему вслед, князь.

— Да, он очень молод, — сказал Стоум.

— Он не похож на меня. Он похож на девочку. Какой-то мягкий... пугливый, — сказал князь.

— Он еще мал и не уверен в своих силах. Ему тоже не нравится, что он не похож на тебя. И из-за этого он злится на себя. Но злость даст ему характер, — сказал Стоум.

— Но сможет ли он водить дружину сейчас? Не рано ли я даю ему дружину? — снова высказал сомнение князь.

— Я учу его счету, письменности, иностранным языкам... — начал Стоум.

— Греческий язык не сделает его воином, — резко заметил князь.

— Благодаря умению читать греческие книги он станет полководцем. А это для князя важнее, чем уметь махать мечом, — сказал Стоум.

— Наши корни древнее греческих. Мы не раз били греков, — ревниво сказал князь.

— Да, но, к сожалению, мы не умеем беречь наши книги и знания, а греки умеют, — сказал Стоум.

— Наш народ не виноват в этом. У нас города деревянные, и потому часто горят, — сказал князь.

— А у них — каменные! И нам надо строить каменные города, — сказал Стоум.

— Глупо строить из камня города там, где нет камня, зато много леса. К тому же дерево придает нам здоровья, — сказал князь. — Да и зачем нам каменные города, если у нас нет врагов, способных брать наши деревянные города?

— Пока — нет, — сказал Стоум.

— Когда появятся, тогда и будем строить из камня, — сказал князь. — А пока незачем тратить силы на то, что, может быть, никогда и не понадобится.

Князь усмехнулся:

— Стоум, ты смотришь на жизнь слишком мрачно. С такими мыслями впору помирать.

Стоум рассмеялся:

— Так потому и думаю, что не тороплюсь помирать.

Они подошли к воротам, и князь сказал:

— Ладно, учи его, но не забывай, что в дружине князь должен быть первым воином.

<p>Глава 8</p>

Утром выходили затемно.

Во дворе уже собирались дружинники. Хотя на дворе и был июль, железные кольчуги и доспехи покрывались бисером мелких, блестящих в огнях факелов золотистым оттенком капель росы — заморозок.

Гостомысл вышел из теплого терема во двор и остановился. Изо рта вырвался пар. Мороз мгновенно забрался под рубаху, и по телу ударила мелкая дрожь.

— Ты дрожишь, как мокрый цуцик, — сказал Храбр, который стоял около крыльца.

— Я не замерз, — сказал Гостомысл.

— Так заболеть недолго. Ни к чему это в походе, — сказал Храбр и подал княжичу свой легкий полушубок. — Завернись.

Полушубок ударил в нос дурным запахом кислой овчины, и Гостомысл поморщился.

— Зато в полушубке будет тепло, — сказал Храбр.

Гостомысл накинул на плечи полушубок. Полушубок был большой, точно доха, и под ним стало жарко, точно на печи. Шерсть защекотала щеку, и Гостомысл провел ладонью по щеке.

К ним подошли Стоум и Ратиша. У обоих оружие, доспехи, и полушубки. У Ратиши на боку большая сума.

— Хорошо, что ты надел шубу. В этом году холодное лето. А на воде будет совсем зябко, — сказал Стоум и кивнул на Ратишу. — Княжич, вот тебе Ратиша.

— Я знаю его, — сказал Гостомысл. — Видел на причале.

Ратиша кивнул головой и сказал:

— Мы знакомы с княжичем.

— Как приказал князь, он будет в походе твоим слугой, — сообщил Стоум.

— Ну да, — сказал Ратиша. — Отныне княжич для меня самый лучший господин. Если ему будет угрожать опасность, то я лучше умру.

— Не надо умирать. Я верю тебе. Сейчас отец выйдет, и мы пойдем на причал, — сказал Гостомысл.

— Ага, — сказал Ратиша и показал суму. — Я взял в суму еды для тебя.

— Я не хочу есть, — сказал Гостомысл.

Из терема вышел князь Буревой. На нем поблескивали доспехи. За ним вышла Веселка в белой рубахе, — она зябко куталась в цветастую шаль.

Буревой поцеловал ее в губы и сказал:

— Оставайся.

— Я пойду с тобой на причал, — сказала Веселка.

— Ты не одета. Да и плохая это примета, когда женщина провожает мужчину на причале, — сказал князь.

Веселка коснулась головой его груди.

— Если с тобой что случится... — начала она.

— Ничего со мной не случится. Не первый раз иду в поход. Волхвы нагадали победу, — сказал князь. — Все, я пошел.

На глазах Веселки появились слезы, и она шмыгнула носом.

Наблюдая, как мать прощается с отцом, Гостомысл почему-то почувствовал себя неловко и отвернулся.

Князь Буревой решительно отстранил от себя жену и спустился с крыльца.

— Здрав будь, — встретили его Храбр и Стоум.

— Отец, будь здрав, — сказал Гостомысл.

Перейти на страницу:

Все книги серии Всемирная история в романах

Карл Брюллов
Карл Брюллов

Карл Павлович Брюллов (1799–1852) родился 12 декабря по старому стилю в Санкт-Петербурге, в семье академика, резчика по дереву и гравёра французского происхождения Павла Ивановича Брюлло. С десяти лет Карл занимался живописью в Академии художеств в Петербурге, был учеником известного мастера исторического полотна Андрея Ивановича Иванова. Блестящий студент, Брюллов получил золотую медаль по классу исторической живописи. К 1820 году относится его первая известная работа «Нарцисс», удостоенная в разные годы нескольких серебряных и золотых медалей Академии художеств. А свое главное творение — картину «Последний день Помпеи» — Карл писал более шести лет. Картина была заказана художнику известнейшим меценатом того времени Анатолием Николаевичем Демидовым и впоследствии подарена им императору Николаю Павловичу.Член Миланской и Пармской академий, Академии Святого Луки в Риме, профессор Петербургской и Флорентийской академий художеств, почетный вольный сообщник Парижской академии искусств, Карл Павлович Брюллов вошел в анналы отечественной и мировой культуры как яркий представитель исторической и портретной живописи.

Галина Константиновна Леонтьева , Юлия Игоревна Андреева

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / Проза / Историческая проза / Прочее / Документальное
Шекспир
Шекспир

Имя гениального английского драматурга и поэта Уильяма Шекспира (1564–1616) известно всему миру, а влияние его творчества на развитие европейской культуры вообще и драматургии в частности — несомненно. И все же спустя почти четыре столетия личность Шекспира остается загадкой и для обывателей, и для историков.В новом романе молодой писательницы Виктории Балашовой сделана смелая попытка показать жизнь не великого драматурга, но обычного человека со всеми его страстями, слабостями, увлечениями и, конечно, любовью. Именно она вдохновляла Шекспира на создание его лучших творений. Ведь большую часть своих прекрасных сонетов он посвятил двум самым близким людям — графу Саутгемптону и его супруге Елизавете Верной. А бессмертная трагедия «Гамлет» была написана на смерть единственного сына Шекспира, Хемнета, умершего в детстве.

Виктория Викторовна Балашова

Биографии и Мемуары / Проза / Историческая проза / Документальное

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза