Читаем Гостомысл полностью

— Но за победу придется заплатить дорогой ценой. Самый лучший из воинов... умрет!

Еще с минуту в горнице была тишина, и каждый думал, что предсказание касается его, потому что каждый из них считал себя лучшим воином.

Тишину прервал князь Буревой. Он встал и торжественно объявил:

— Боги говорят, что будет победа в войне на стороне сло-вен. Это главное. А жизни наши, всего лишь искры в пламени костра. Умрем мы, но костер не погибнет, и наш род будет жить дальше. А мы пойдем по пути в рай. И наша жизнь только начнется.

Бояре закивали головами.

— Истинно — мы смерти не боимся. Игра со смертью — наша жизнь.

Лицо князя Буревого ослабло, и он сказал:

— Волхвы, передайте богам, что если мы победим, то когда вернемся с похода, я принесу им великую жертву. Ну а если не победим, то я накажу их.

Волхвы вздохнули: однако за плохое пророчество запросто можно и пострадать.

Боги суровы, но и словене их не балуют: неугодных богов секут и топят в реках. А уж того, кто передает плохие вести от богов, и накажут подавно. Бывало, неудачливых предсказателей и топили. Торжественно. Чтобы было не обидно.

Глядя на радость волхвов, князь Буревой едва заметно усмехнулся и добавил:

— А вы, волхвы, собирайтесь, пойдете с нами в поход.

На лицах волхвов отразилось недоумение. С губ невольно сорвался вопрос:

— Зачем?

Князь Буревой стер улыбку с губ.

— А для того, чтобы в случае чего было спросить с кого...

<p>Глава 6</p>

План похода составили простой, — день затратить на поиски разбойников, а как найти их, так сразу с ходу и громить.

Князь Буревой, привыкший к победам, был уверен, что на Нево-озере не найдется силы, которую он не смог бы побить.

Да и из дружинников никто не сомневался в быстрой победе.

И так как поход ожидался недолгим, то больших сборов не стали делать, и отплытие назначили по утренней заре.

С отплытием поторапливались, чтобы разбойники не успели сбежать в Западный океан.

Пока отец занимался делами, необходимыми для подготовки похода дружины, Гостомысл, не дожидаясь обеда, кинулся на причал, чтобы проследить за подготовкой княжеской ладьи. Заодно он надеялся встретить на причале Голубку. Эта девчонка, несмотря на дерзость, почему-то ему понравилась.

Правда, Гостомысла по пути перехватила мать:

— Гостомысл, ты бы поел, а то ведь пропадешь на весь день.

— Некогда, матушка! — отмахнулся Гостомысл и, словно озорной жеребенок, рванулся в сторону причалов.

Однако на причале обнаружилось, что послеобеденный отдых еще не закончился, и на причалах было пустынно.

С Нево-озера веял слабый ветерок: мокрый и пропахший рыбой.

Большие корабли и струги томно шевелились на малой волне, и с тихим скрипом терлись боками о дерево причалов.

На княжеской ладье, прислонившись спиной к мачте и уронив копье на плечо, мирно дремал сторож. Другой сторож дремал у борта над удочкой из длинной орешины.

Ничто не говорило о том, что княжеская дружина готовится в поход.

Разочарованный этим Гостомысл остановился около ладьи и стал наблюдать за поплавком: поплавок медленно двинулся по воде в сторону, однако сторож даже не пошевелился.

На крючок похоже попалась большая рыба, потому что вокруг поплавка начали появляться буруны, и жилка туго натянулась, грозя утащить удочку в воду.

— Эй, на ладье! — смеясь, крикнул Гостомысл. — Смотри, сом утащит, и тебя, и ладью.

Сторож встрепенулся, и спросонья уронил удочку на воду, и удилище поплыло по воде к камышам на противоположной стороне реки.

Сторож в расстройстве хлопнул себя по бокам.

— Ах, какое несчастье!

— А ты ширше разинь рот! — посоветовал Гостомысл.

— А вот я тебя! — зло пригрозил сторож, но, рассмотрев, кто перед ним, смягчился. — Ты почто, княжич, в такую рань пришел?

Гостомысл принял важный вид.

— Так проследить надо за сбором ладьи.

Тут к разговору присоединился и сторож, дремавший у мачты. Проснувшись, он подошел к борту и заговорил с Гостомыслом:

— Будь здрав, княжич! Ты чего ищешь?

— Я думал, что корабли уже готовят в поход, пришел посмотреть, — сказал Гостомысл.

— А-а! — зевнул сторож и сказал: — Ты погоди немного, скоро люди придут. А пока зайди на ладью, осмотрись.

— Позже! — махнул рукой Гостомысл.

Он уже увидел, как со стороны города появилась толпа людей с поклажей. Во главе толпы шел воевода Храбр. Рядом с ним кормчий Ерш.

Ерш — худой и маленький, — но, несмотря на невзрачный вид, он был самый лучший кормчий в городе.

Сом, конечно, был еще лучше, но он с ранами остался дома, хотя и рвался отомстить разбойникам.

Подойдя к Гостомыслу, Ерш поздоровался с ним и одобрительно заметил:

— Ты уже здесь, княжич?

— Здесь. Пришел посмотреть, как готовятся корабли в поход, — дружелюбно сказал Гостомысл.

— Ладно, что у тебя глаз не спящий, — похвалил Ерш.

Храбр мягко потрепал Гостомысл а по плечу и сказал:

— Ну что, княжич, давай грузиться?

Вопрос был риторическим. Разумеется, Храбр в этом деле обошелся бы и без разрешения Гостомысла.

Перейти на страницу:

Все книги серии Всемирная история в романах

Карл Брюллов
Карл Брюллов

Карл Павлович Брюллов (1799–1852) родился 12 декабря по старому стилю в Санкт-Петербурге, в семье академика, резчика по дереву и гравёра французского происхождения Павла Ивановича Брюлло. С десяти лет Карл занимался живописью в Академии художеств в Петербурге, был учеником известного мастера исторического полотна Андрея Ивановича Иванова. Блестящий студент, Брюллов получил золотую медаль по классу исторической живописи. К 1820 году относится его первая известная работа «Нарцисс», удостоенная в разные годы нескольких серебряных и золотых медалей Академии художеств. А свое главное творение — картину «Последний день Помпеи» — Карл писал более шести лет. Картина была заказана художнику известнейшим меценатом того времени Анатолием Николаевичем Демидовым и впоследствии подарена им императору Николаю Павловичу.Член Миланской и Пармской академий, Академии Святого Луки в Риме, профессор Петербургской и Флорентийской академий художеств, почетный вольный сообщник Парижской академии искусств, Карл Павлович Брюллов вошел в анналы отечественной и мировой культуры как яркий представитель исторической и портретной живописи.

Галина Константиновна Леонтьева , Юлия Игоревна Андреева

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / Проза / Историческая проза / Прочее / Документальное
Шекспир
Шекспир

Имя гениального английского драматурга и поэта Уильяма Шекспира (1564–1616) известно всему миру, а влияние его творчества на развитие европейской культуры вообще и драматургии в частности — несомненно. И все же спустя почти четыре столетия личность Шекспира остается загадкой и для обывателей, и для историков.В новом романе молодой писательницы Виктории Балашовой сделана смелая попытка показать жизнь не великого драматурга, но обычного человека со всеми его страстями, слабостями, увлечениями и, конечно, любовью. Именно она вдохновляла Шекспира на создание его лучших творений. Ведь большую часть своих прекрасных сонетов он посвятил двум самым близким людям — графу Саутгемптону и его супруге Елизавете Верной. А бессмертная трагедия «Гамлет» была написана на смерть единственного сына Шекспира, Хемнета, умершего в детстве.

Виктория Викторовна Балашова

Биографии и Мемуары / Проза / Историческая проза / Документальное

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза