На следующее утро Уокер вставил ключ-карту в прорезь и, дождавшись, когда загорится зеленый, вытащил ее и вошел в номер. Он добрался до спальни и увидел, что горничные уже здесь побывали: постель застелена, на полу следы от пылесоса.
Никакой Лекси. Но на подушке есть записка. Горничные, скорее всего, застелили постель и оставили ее там, куда Лекси ее положила.
Бросив мокрое от пота полотенце на кровать, он отошел назад к шкафу, распахнул дверцу, наклонился к сейфу, открыл его и внимательно осмотрел.
Все на месте.
Он закрыл его и вернулся в спальню к записке.
Взяв ее, он прочел.
Уокер уставился на записку, думая, что Алекса Берри…
Поправка.
Алекса
Потом он стоял, уставившись на записку, думая о том, как ему нравится имя Алекса Уокер.
Потом он стоял, уставившись на обращение к нему в записке, и думал, что эта сучка — чудачка, но это ему также нравилось.
Потом он стоял, уставившись на почерк записки, запоминая ее каракули, которые не были девчачьими или четкими, — острые, витиеватые слова часто отрывались друг от друга, наклона не было ни в одну сторону, они уютно располагались посередине.
Затем он сложил записку и бросил ее на кровать. Двадцать минут спустя, смыв с себя пот после тренировки, побрившись, переодевшись в джинсы, белую футболку и ботинки, он подошел к сумкам на столе, взял новые очки, подошел к записке на кровати и сунул ее в задний карман. Потом схватил ключ-карту.
И направился к бассейну.
Первой мыслью после попадания под удар утреннего солнца Вегаса было то, что он не хотел находиться под жарким, как в аду, утренним солнцем Вегаса. Пять секунд спустя, на полпути к телам, распластавшимся вокруг бассейна, он забыл о жарком, как в аду, утреннем солнце Вегаса, потому что взгляд за его очками с точностью определили местонахождение его жены.
Малинового цвета бикини со стрингами. Волосы — все та же масса густых, диких кудрей, но собраны на затылке в пучок, длинные пряди выбились и лежали на шее. Кожа блестит от масла для загара. Обнаженное, по большей части, тело лучше, чем он ожидал, а он ожидал, что ее тело будет чертовски великолепным. На ней были темные очки, в руках она держала раскрытый журнал, колени согнуты, ступни упираются на шезлонг, на котором расстелено полотенце.
Он двинулся в ее направлении и на десять часов от нее отметил «скелета», это заставило Уокера задуматься, не ошибся ли он насчет этого парня. Он подозревал, что тот скрытый гей. Но поскольку ублюдок решил следить за Лекси, а не за Уокером, возможно, и нет.
Она почувствовала его приближение, когда он был в двадцати футах от нее, ее голова поднялась, и он понял, что она знала о присутствии Мешка с костями, потому что в ту секунду, как ее очки устремились на него, ее великолепное лицо расплылось в ослепительной улыбке.
Она закрыла журнал и бросила его на столик рядом с собой, где стоял быстро тающий кофейный напиток со льдом.
В пяти футах от себя она позвала:
— Привет, муженек.
Вот снова. Чертовски чудно, но, он должен был признать, то, как она это произнесла, было также чертовски мило.
Он кивнул, и в тот момент, как он к ней подошел, ее рука метнулась вперед, сомкнулась вокруг его запястья и потянула вниз. Он не сопротивлялся, сел на край шезлонга, она подвинулась, чтобы дать ему место, повернулась на бок, обернувшись сзади вокруг его бедер.
— Я проснулась одна. Куда ты ходил? — спросила она, запрокинув голову, чтобы смотреть на него, и все еще держала за руку, и он был рад, что надел темные очки, потому что на ее вопрос его глаза переместились с ее груди на лицо, чего, как он предположил, она не заметила.
— На тренировку.
— Чувак, — тихо произнесла она, все еще кривя губы.
— Чувак? — подсказал он, когда она больше ничего не сказала.
— Мы в Вегасе, — заявила она.
— Да, — согласился он.
— Это вообще законно — тренироваться в Вегасе? — спросила она, наклонив голову, и пучок волос на затылке колыхнулся вместе в такт движению.
— Здесь есть тренажерный зал, так что, предполагаю… да.
Это вызвало у него еще одну яркую улыбку, затем ее очки просканировали тело Уокера с головы до колен и обратно, после чего она заметила:
— Ты не в плавках.
— Лекси, я наполовину черный. Мой загар всегда при мне. Я не должен прилагать для этого усилий.
— Точно, — пробормотала она, все еще ухмыляясь.