– А чего там делать? Без хозяев-то! Я им своего молочка вынесла. Попили, спасибо сказали. Мужик-то ейный еще покурил, а после все не знал, куда окурок-то бросить. Так плюнул, значит, смял и в карман себе сунул. Вежливый.
– И долго они были?
– Дак сколько? – задумалась Клавдия Михайловна. – Нинка-то на двухчасовой пошла… Туда-сюда, к шести поди и воротилась. Не одна ж, с Катюшкой, шибко не побегаешь. А эти уже, значит… С час посидели. Может, с полчаса, да.
– В дом точно не заходили?
– Так ведь заперто же! Я еще спросила, вижу не чужие, опять же про жену Вадима Арсентьича интересовались, про Нинку, стало быть… Может, говорю, отпереть вам, в дом зайдете, я, где ключи, знаю. Нет, говорят, спасибо. – Это она, дамочка, значит, говорит… Я ж вижу: вежливые. «Пойдем мы, видать, не дождемся». Ну и ушли вон туда, по дороге.
– Они что же, пешком пришли? Не на машине?
– А вот и не знаю. Может, была, да я не видала. Только фыркнуло и – нету.
– Машина, что ли, фыркнула?
– Может, и машина, – пожала плечами соседка. – Тут мимо много ездиют.
– А вы за молоком куда ходили? – небрежно поинтересовался Олег. Он подумал, что соседка вполне могла угостить молодую пару и хозяйским молоком – вон его в погребе пей – не хочу! А оттуда веранда хорошо просматривается.
– Так к себе ж. Чего я Нинку-то грабить стану? У нее дите. А эти попили, значит, в охотку, спасибо сказали и еще десять рублев сунули. В благодарность. Не, я не хотела брать! Это что же, выходит, добрым людям и молочка не попить по жаре-то? А они настояли, бери, говорят, бабушка, все пригодится. Я и Нинке после сказала, а она смеется: «Ну ты, говорит, Михайловна, везде пенку сымешь!» Это я скажу тебе, милок, из пенок-то сметана бывает вкуснючая, язык проглотишь. Не угостить?
Олег не успел ни поблагодарить, ни отказаться, потому что один из оперативников, закончив дела в доме, переместился теперь на веранду. А ее от комнат отделяла крохотная прихожая, обычный закуток, который делают, чтоб сохранить зимой тепло в доме – метр на полметра, даже и не помещение. Но сбоку, на стене, было несколько полок, на которых стояли цветочные горшки – один в другом, какие-то бутылки и пузырьки, баночки, щетки и прочая мелочь. В одном из обливных горшков торчал высохший стебель неизвестного растения. Вот походя оперативник дернул за этот стебель, и тот легко вылез из цветочного горшка – вместе с комком ссохшейся в камень земли. Так же мимоходом опер достал горшок с полки и заглянул в него…
– Эва! – чуть погодя воскликнул он и ошарашенно посмотрел на обернувшегося к нему Олега. – Олег Николаич, ну-ка гляньте сюда!
– Это у них перчик был. Домашний. Ох и злющий! – тут же объяснила всезнающая соседка. – Не уберегли. А я себе, помню, стручок срезала, да семечки посадила. Так теперь у всех соседей есть, а у них, у хозяев, одна хворостина, на память. – И она укоризненно покачала головой, осуждая такую бесхозяйственность.
– Так, – сказал Олег, взглянув на дно горшка. – Ставь сюда и быстро зови эксперта-криминалиста. – И сам же крикнул: – Илья Захарыч, пожалуйте к нам! Клавдия Михайловна, – обернулся он к соседке, – кто у вас тут поблизости не болтун? Ну чтоб помолчал о том, что увидит, а?
– Так… – растерялась она, – моего можно кликнуть.
– Ну кликните, а сами-то не уходите. Вы нам понадобитесь как свидетельница. Как понятая, ясно?
– Господи! А чего случилось-то? – перепугалась она.
– Ничего, – отрезал Олег. – Увидите и распишитесь, что видели. А потом забудете. Так надо.
Пришедший эксперт немедленно надел резиновые перчатки, извлек со дна горшка плотную трубочку, перетянутую резинкой, и начал ее медленно разворачивать на глазах у оперативников и понятых. Это были деньги. Обыкновенные стодолларовые американские купюры. Правда, их подлинность должна была еще доказать экспертиза. Но сейчас все было разложено на разостланной на деревянном столе газете и сфотографировано. Сумма оказалась невеликой. Всего-то пять тысяч. Такие суммы, да и побольше, братва в задних карманах спортивных штанов таскает – не для дела, а ради развлечения. Больше разговору, чем дела. Другой вопрос: как здесь эти чертовы баксы могли оказаться? Зачем их было держать в горшке с засохшим перцем?
Клавдия Михайловна, как и ее полуглухой супруг, вряд ли догадывались о стоимости этих денег. Хотя нынче телевизор все смотрят, видели, поди. Но никакого особого удивления не выказали – разве что почему в цветочном горшке.
Купюры были не новыми, походили по рукам, значит, и отпечатков пальцев на них в избытке. Но это тоже дело экспертизы. Хуже, если на них окажутся пальчики Вадима или его супруги. А это уже в Москве станет ясно.
– Прямо Тиль Уленшпигель какой-то… – пробормотал Олег.
– Чего говорите? – спросил обнаруживший купюры оперативник.
– Это, говорю, в «Тиле Уленшпигеле» золотые флорины в цветочном горшке хранили.
– А-а, – кажется, ничего не понял оперативник. Но утвердительно кивнул. И добавил: – Это верно.