— Этого я не могу вам сказать. Вы уж простите, господин Макс, это секрет госпожи графини.
— О дружище, избави Бог расспрашивать тебя еще!
— Очень любезно с вашей стороны не задавать больше вопросов: видите ли, вы такой добрый, что я бы наверняка проговорился. Да, честное слово, я бы не удержался.
— Забудем об этом, Грасьен.
— Да, забудем об этом, господин Макс.
— Поговорим о чем-нибудь другом, дружок.
— О чем вам угодно, господин Макс; если вы станете говорить о том, что мне известно, я вам отвечу; если же ваши речи будут мне непонятны, это меня чему-то научит.
— Так вот, я говорил тебе, что ты вернешься в усадьбу в девять часов, так оно и будет.
— Ах! Это было бы немудрено с лошадьми господина префекта — как говорят, они прибыли сюда прямо из Англии, а с нашей местной клячей это невероятно. Ведь господин префект наверняка не одолжит мне своих лошадей.
— А вот в этом ты ошибаешься, Грасьен, он тебе их одолжит.
— Мне? Грасьену Пикару? Никогда! Что за сказки вы мне рассказываете, господин Макс! — воскликнул добрый малый, уже слегка разгоряченный вином Альфреда. — Ну и ну, вы хотите посмеяться надо мной!
— Нет, я не собираюсь над тобой насмехаться, и в доказательство…
Я обернулся к слуге, подававшему на стол, и сказал:
— Передайте Жоржу, чтобы он запрягал гнедого коня в тильбюри.
Слуга вышел, и Грасьен посмотрел ему вслед.
— Доказательство, — повторил он, — что еще за доказательство, господин Макс? Честное слово, я ничего не понимаю.
— Вот какое доказательство, дружок, — сказал я, — я сам отвезу тебя из Жювиньи в Берне и завтра оттуда поеду на почтовых, вместо того чтобы отправляться на них отсюда. Теперь тебе ясно?
— Да, ясно.
— Я надеюсь, ты не откажешься?
— Нет, господин Макс, ведь я понимаю, что вы делаете это ради нее, а не ради меня.
— Черт возьми, Грасьен, а ты, оказывается, ясновидящий.
— Нет, но я не робкого десятка: когда я был влюблен в Зою — правда, я и сейчас в нее влюблен — я хотел сказать, что когда я еще не был мужем Зои, я переплыл бы реку, лишь бы на пять минут ускорить исполнение любого ее желания.
— Переплыть Шарантон?
— О нет, мне ничего не стоит перепрыгнуть через этот ручей, я имею в виду Сену — Сену, что течет в Руане, Вилькье и Онфлёре. Я переплыл бы и пролив Ла-Манш от Дувра до Кале.
Грасьен допивал второй бокал шампанского, и для него уже не было ничего невозможного: он мог бы переплыть даже океан от Гавра до Нью-Йорка ради Зои и, разумеется, отчасти ради графини и меня.
Десять минут спустя нам сообщили, что лошадь запрягли, и экипаж ждет.
Мы вышли из дома; в самом деле, у крыльца стояло тильбюри, и Жорж держал коня за поводья.
Грасьен посмотрел с опаской на два узких сидения в экипаже.
Он обошел вокруг лошади и тильбюри, повторяя:
— Гм-гм!..
— Ну, что тебя смущает, Грасьен? — осведомился я.
— Еще бы, господин Макс, не в обиду вам будет сказано: в экипаже только два места, а нас трое, и ни впереди, ни сзади нет ни одного сидения.
— Во-первых, нас всего лишь двое, мой милый Грасьен. Жорж будет ждать меня в Берне. Вы слышите, Жорж? Вы поедете в Берне без ливреи в наемном экипаже и будете ждать меня в гостинице «Золотой лев». Мы вернемся завтра.
— Ладно, от господина Жоржа вы избавились, а как же я?
— Ты?
— Да, я, куда мне садиться?
— Черт возьми, рядом со мной.
— Рядом с вами, в этой куртке и соломенной шляпе? Помилуйте!
— Уж не хочешь ли ты, чтобы я дал тебе платье префекта и шляпу с перьями?
— Ну да, представляю, как я смотрелся бы в таком костюме… Ах! Зоя умерла бы со смеха, увидев меня в платье префекта и шляпе с перьями, да и госпожа графиня тоже, хотя наша бедная госпожа редко смеется! И все же она стала веселее с тех пор, как вернулась из Жювиньи.
— Ладно, — сказал я, — садись!
— Но, господин Макс, что скажут люди, когда увидят меня сидящим рядом с вами?
— Они скажут, что ты мой друг, Грасьен, — ответил я, протягивая парню руку, — и не ошибутся.
— О! — воскликнул Грасьен. — Это уж слишком! Я даже не захватил своих свадебных перчаток, чтобы выказать вам почтение, господин Макс. Я такого не ожидал; к тому же, мои бедные перчатки приказали долго жить, — продолжал он со смехом, характерным для человека, довольного собой, — вы же знаете, господин Макс, что на свадьбах перчатки рвутся.
— Ну же, садись скорее, болтун!
— Дело в том, что я не очень-то умею править экипажем, а у вашего коня — вернее, у коня господина префекта — чертовски удалой вид.
— Не волнуйся, Грасьен, я сам буду править.
— Как! Вы не только меня повезете, но вдобавок еще будете править! Значит, мне остается сидеть сложа руки? Ладно, так и быть, это неплохое занятие.
— Ты уселся, наконец?
— Да, господин Макс.
— Что ж, тогда поехали!
Я отпустил поводья, и мы двинулись в путь ускоренной рысью, позволявшей нам делать три льё в час.
XXVII
Два часа спустя мы прибыли в Жювиньи. Я не хотел изматывать лошадь, так как был уверен, что в девять часов мы уже доберемся до Берне.
Когда мы входили в парк, было около трех часов пополудни.