Трепещущее, как раненая птица, ощущение эйфории разорвало его грудь изнутри, тяжело вспорхнуло, избавляясь от холодной и больше не нужной оболочки. В окружающем мире что-то стремительно менялось, но Дирк уже не мог сказать, что именно, его чувства вдруг замедлились, не поспевая за происходящим, как партия запозднившегося рояля – от мельтешения кадров на большом экране синематографа.
Дирк хотел увидеть тоттмейстера Бергера, но не смог этого сделать. Все его сознание оказалось поглощено точкой в конце строфы, которая, вырвавшись вдруг с пожелтевшей страницы, стала центром всего сущего.
И точка эта ширилась и росла до тех пор, пока не поглотила весь мир – и самого Дирка.