Господин Ладмираль скоро умрет (ЛП)

- Несомненно лишь одно, - сказал господин Ладмираль, тоже вынув тяжелые часы, спрятанные в маленькую целлулоидную коробочку, - я вышел из дома ровно в тридцать девять минут.

- И сколько на твоих?

- Пятьдесят одна минута, почти пятьдесят две.

- Твои отстают. На Лионском вокзале мои шли точно.

Эдуар вытянул руку с часами и откинул корпус назад.

- Ты становишься дальнозорким, - отметил господин Ладмираль, который был близорук. И положил часы в карман. - Ладно, оставим это, - сказал он примирительно. - Вы хорошо доехали?

- Нет, - произнесла откуда-то снизу маленькая Мирей.

- Скажи пожалуйста, - заметил ее дед, склонившись к ней. - И что же с вами случилось?

- Она блевала, - изрек одиннадцатилетний Люсьен.

Оба родителя и дедушка вздрогнули. Эдуар потянулся было к сыну, но ожидавший оплеухи Люсьен уже был в недосягаемости.

- Мы же тебе запретили произносить это слово, - хором воскликнули Эдуар-Гонзаг и его жена.

- А как надо сказать ? - притворно наивно спросил Люсьен.

- Надо сказать: ее стошнило.

- Надо сказать: ее мутило.

Сконфуженные отец и мать остановились, недовольные возникшим разногласием, способным поколебать их авторитет в вопросах языка и приличий. Находясь на некотором расстоянии и изо всех сил сдерживая смех, торжествующий Люсьен разглядывал их с приоткрытым ртом и с выражением невинности в круглых глазах. Разводя руками, он словно говорил: "Разберитесь сначала между собой. Иначе как прикажете вас понимать?" Он заслуживал трепки, он просто напрашивался на нее. Как быть?

К счастью, в этот момент старший брат Эмиль подставил ему подножку с помощью палки, и Люсьен больно грохнулся на груду камней на дороге. Таким образом, виновный был наказан, а предыдущий эпизод больше не привлекал к себе внимание. Двойное преимущество.

- Научишься наконец смотреть себе под ноги, - сказал отец.

Поднявшись с земли с окровавленным коленом, Люсьен понял, что сочувствия ему ждать нечего, и не стал плакать и жаловаться на брата. Это было их ребячье дело, в которое не следовало вмешивать родителей. Схватив камень, он сделал вид, что хочет запустить им в Эмиля, и крикнул: "Ты мне за это заплатишь!" Но, разумеется, кидать камень в брата не стал, чтобы не искушать судьбу. Дети умеют ограничиться лишь угрозами, когда существует опасность немедленного наказания. Чтобы спасти лицо, Люсьен, размахнувшись, изо всей силы пульнул камень в поле близ дороги. Две перепелки с шумом, похожим на аплодисменты, поднялись в небо. Эмиль и Люсьен бросились в жнивье. Один кричал: "Перепелки!", другой: "Фазаны!" Оба скрылись из виду.

Господин Ладмираль с остальными членами семьи проследовал дальше. Проходя по деревне, старый художник снимал шляпу, раскланиваясь с жителями. Чтобы доставить удовольствие отцу, сын делал то же самое. Господин Ладмираль давал пояснения:

- Это мэр. Это вдова лесоторговца. Это господин Турневиль, сын жокея, ты его знаешь.

И Гонзаг, который никого не знал или не узнавал, чтобы сделать приятное отцу, неизменно откликался:

- Вот как? Очень хорошо. Ах да: жокей. Припоминаю:

Его жену Мари-Терез ходьба не утомляла, а лишь навевала скуку. Одетая в неизменный прорезиненный плащ, она обильно потела, но не жаловалась (она никогда не жаловалась). Когда подошли к церкви, Мари-Терез оставила мужчин, чтобы успеть "захватить кусочек службы". Это было частью ритуала воскресных визитов. Отец и сын продолжали путь. Превратившись снова в Гонзага, как всегда, когда он оставался наедине с отцом, Эдуар тащил за собой Мирей, которая пока не просилась на руки. Ей не было скучно, она не спускала глаз со встречной собаки.

- Все так же богомольна? - спросил господин Ладмираль, наблюдая за входившей в церковь Мари-Терез.

- Все так же, - слегка удивленно ответил Гонзаг, ибо не видел причины для того, чтобы религиозные чувства жены изменились со времени их последнего посещения. Но в общем-то ему следовало привыкнуть, что его милейший старый отец часто произносил слова лишь для того, чтобы ничего не сказать.

Мужчины продолжали путь. Эдуар сдерживал шаг, чтобы не утомлять отца. Ему было известно, что тот теперь не может быстро ходить, но не любит, когда на это обращают внимание. Надо было делать вид, будто ты с трудом догоняешь его. Любивший отца Гонзаг Ладмираль старался всякий раз придумывать что-нибудь такое, что могло бы быть тому приятным. Он делал это с большим тактом и весьма изобретательно, проявляя в игре изрядную ловкость. И когда ему что-то удавалось, какое же удовлетворение он испытывал!