Господин Ладмираль скоро умрет (ЛП)

Господину Ладмиралю оставалось лишь с горечью в душе покинуть поле сражения, казалось бы удачно начатого. Но с Мерседес иначе не получалось. Едва разгоревшись, спор после двух-трех реплик неожиданно затухал. Либо сам господин Ладмираль, делая над собой усилие, прекращал его, ибо негоже хозяину терпеть поражение от своей прислуги, либо Мерседес решительно прерывала дебаты одной из тех реплик, которые лишают какие бы то ни было дискуссии всякого смысла. Покойная жена господина Ладмираля приучила его к более искусной и весьма отточенной технике ведения спора: скрупулезной, утонченной, почти изысканной, с использованием исчерпывающей аргументации. То было, возможно, устарелое, но весьма изощренное и обладавшее определенным стилем искусство перебранки. Никто из его детей не унаследовал этот материнский дар, и, овдовев, господин Ладмираль ощутил себя ужасно одиноким. Мерседес в этом смысле была далеко не на высоте, и перед таким несостоятельным партнером господин Ладмираль сознавал себя побежденным, даже одержав победу. Когда же Мерседес прерывала складывающуюся в его пользу перепалку, он чувствовал себя не в своей тарелке, нервничал, раздражался, в горле, подобно толпе, лишенной возможности вырваться вперед или отступить, застревали душившие его аргументы и возражения.

- Напоминаю, что месье и мадам Эдуар приезжают поездом десять пятьдесят, объявила утром Мерседес. Это было воскресенье.

- Знаю, - сказал господин Ладмираль. - Я выйду без двадцати. Кстати, хочу заметить, что господина Эдуара зовут Гонзагом, о чем вам не следует забывать.

Сына господина Ладмираля действительно звали Гонзагом. Но когда Гонзаг женился, его жене так не понравилось это первое его имя, что она предпочла называть мужа вторым именем - Эдуар, казавшимся ей более солидным. Господин Ладмираль не мог смириться с подобным вторым крещением.

- Так или эдак, - заметила Мерседес, - все одно они приезжают поездом десять пятьдесят. И добавила, сменив тему: - Месье может не беспокоиться!

Сцена происходила на кухне. Только что вставший господин Ладмираль был в пижаме с широкими зелеными полосами. Штанины, подвернутые выше колен, открывали худые ноги и голые ступни в просторных ботинках с незавязанными шнурками. Мерседес попросила его не беспокоиться и забрала табурет как раз в тот момент, когда господин Ладмираль собрался воспользоваться им с намерением почистить обувь. Маневр Мерседес заставил его с щеткой в руках проковылять по кухне, чтобы поставить ногу на край слива. Мерседес тотчас понадобился слив.

- Месье может не беспокоиться, - повторила она. И оттеснила господина Ладмираля от мойки.

Казалось, она передвигается по кухне как придется, без всякого умысла. На самом же деле ее маршрут был составлен таким образом, что всякий раз в нужный момент она оказывалась именно там, где примостился склонившийся над ботинком господин Ладмираль.

Постепенно Мерседес удалось своими маневрами изгнать хозяина из кухни. Это была большая деревенская кухня, очень чистая и хорошо оборудованная, где Мерседес предпочитала, как и положено, царить в одиночестве. Господин Ладмираль тем временем отправился в ванную. Так он именовал, не без некоторых оснований, отделанную плиткой и масляной краской комнату с ванной и подогревателем воды. Однако господин Ладмираль никогда не купался. В детстве, юности, затем в зрелые годы он жил в домах, где ванна считалась роскошью, и господин Ладмираль вполне обоснованно констатировал, что несмотря на это он достиг преклонного возраста, не имея причин считать себя хуже и тем более, добавлял он, грязнее других.

Выдворенный из кухни, господин Ладмираль начал с того, что стянул ботинки. Он каждое утро надевал их на босу ногу, чтобы почистить, затем снимал и, пока занимался туалетом, помещал на подставку. Его дети подтрунивали над ним по поводу этой мании, но он неизменно отвечал, что у каждого свои бзики, что ему поздновато меняться, что даже их бедной матери не удалось с ним справиться и пришлось смириться и терпеть его чудачества в течение тридцати лет. Впрочем, справедливости ради надо признать, что у нее тоже была своя мания - наливать в чашку молоко раньше, чем кофе. К этому ее приучили в пансионе, и от этой привычки ей так и не удалось (а может, она и не хотела?) избавиться. Он буквально заболевал, каждое утро созерцая удручающую его картину. Существуют вещи, к которым не удается приспособиться. Поэтому в иные дни он специально устраивал так, чтобы не завтракать с женой, дабы дать себе передышку.

- Сие лишь служит доказательством, - не раз говорил господин Ладмираль, что всегда можно выйти из положения, когда речь идет о мелочах. И если люди об этом не догадываются, то лишь потому, что не умеют широко смотреть на вещи.