Господь хранит любящих

Кошка и вправду была замечательная. Она позволяла делать с собой все что угодно. В какой-то момент я даже засомневался, жива ли она вообще. Я сказал:

— Жду вас в Дюссельдорфе в ресторане.

Он стоял и глядел мне вслед, молитвенно сложив руки. Он молился за свою кошку.

Служащие у стойки поставили штемпель в мой паспорт. Я поспешил к выходу четыре. Большие стеклянные двери были открыты, за ними, на летном поле, я уже видел мой самолет. Стюардесса ожидала на трапе, озираясь по сторонам. Вот она заметила меня и замахала. Я не мог помахать ей, потому что в одной руке у меня была машинка, под другой — кошка. И в тот момент, когда я достиг стеклянной двери, из тени выступил человек. Это был господин Клэр, с намечающейся лысиной и печальным бледным лицом.

— Отдайте животное, — сказал он едва слышно.

— Не понимаю вас! — Я хотел обойти его, но он заступил мне дорогу. — Пропустите меня! Вы что, не видите, меня ждет самолет?!

Моя культя снова заныла.

— Животное, господин Голланд. Кошку.

— У меня нет никакой кошки!

— Под пальто, — спокойно сказал он.

Я посмотрел на него. Он ответил мне ничего не выражающим взглядом:

— Я просто исполняю свой долг, господин Голланд. На этих рейсах для беженцев животные на борту запрещены.

Я распахнул пальто, и он забрал кошку. У него на руках она замурлыкала. Он сказал:

— Не я придумал железный занавес.

7

Нас было семеро пассажиров в огромном самолете. Еще несколько человек, сказала мне стюардесса, должны подняться на борт в Париже и в Дакаре. Но вообще этот рейс был почти порожний. Семь пассажиров на девять человек команды. В самолете было холодно. Я, не снимая пальто, откинул спинку кресла. Стюард принес мне одеяло и отодвинул кресло передо мной, чтобы я мог вытянуть ногу с протезом. Я заснул, когда самолет еще не вырулил на взлетную полосу. Спал я глубоко и без сновидений.

Посадку в Дюссельдорфе я вообще не заметил. Они любезно оставили меня дремать в самолете. Когда я наконец проснулся, было уже за полдень, и мы кружили над Парижем.

В Лиссабоне стояла теплая погода. Мы зашли в ресторан. Какой-то человек попытался продать нам кукол в национальной одежде горцев Шварцвальда. Я отправил Сибилле открытку и купил бутылку виски, потому что на борту был только бразильский коньяк, слишком сладкий для меня. Потом я сел на скамейку на свежем воздухе и смотрел на зеленые горы вдали. В Лиссабоне было много цветов, и женщины носили легкие светлые платья.

В Лиссабоне сменился экипаж экипажа. Сразу после старта нам снова подали еду. Еду подавали непрерывно. Как только мы перелетели Гибралтарский пролив, капитан пригласил меня в кабину. Я уже летал с ним пару раз. Это был могучий португалец с короткими черными волосами, который постоянно смеялся. Его звали Педро Альварес. Второй пилот прилег отдохнуть и уступил мне свое кресло возле Альвареса. Мы курили и пили кофе, пока под нашими ногами простиралось африканское побережье. В небе светило солнце и не было ни облачка. Альварес ни слова не знал по-немецки, но бегло говорил на английском. Он жил в Рио. Его жена ждала ребенка. Это был очень счастливый брак. Живот его жены уже здорово округлился, рассказывал он. Помню ли я, что у нее очень маленькие груди, спросил он? Я помнил. А теперь, говорил он, груди становятся все больше и пышнее. Это его очень возбуждало.

От Лиссабона до Дакара мы летели семь часов. Я написал несколько писем, поспал еще часок и ближе к вечеру стал потягивать виски. С высоты полета было трудно разглядеть подробности простиравшихся внизу пейзажей, но я все равно смотрел, как то и дело меняется свет, как зеленые горы Африки становятся сначала коричневыми, потом фиолетовыми, как море меняет свой цвет, как под нами садится солнце. Альварес дал мне снотворное, когда мы снова поднялись на борт, а стюардесса выключила свет в салоне. Мы летели восемь часов через Атлантику.

В Ресифи мы приземлились на рассвете. Утренний ветерок раскачивал пальмы и деревья, сплошь увитые лианами цветущих орхидей. А мы обливались потом, потому что когда самолет остановился, вентиляторы уже прекратили вращаться. Выходить нам разрешили не сразу. На борт поднялся огромный негр в полицейской униформе и распылил какую-то едкую жидкость, убивающую микробов и насекомых, и мы все испытали приступы тошноты. Потом нам было позволено выйти. Я принял душ и побрился. В зале ожидания я встретил Престона Стегеса из агентства Ассошиэйтед Пресс. Ему надо было в Мадрид. У его самолета были какие-то неполадки с мотором. Стегес с одиннадцати часов сидел в Ресифи. Я предложил ему остатки моего виски.

От Ресифи до Рио нам потребовалось еще семь часов лета. Мы обильно позавтракали. На борт поднялись шесть английских фермеров и несколько чернокожих. Старая негритянка гадала всем по руке. Мне она напророчила кучу денег и блондинку, которая подарит мне троих детей.