Становилось совершенно ясно, что вместо слабой Османской империи хозяйничать над проливами будет мощная империя Германская. Вильгельм II, в своем напыщенном и патетическом стиле, заявил: «Или на укреплениях — Босфора будет скоро развиваться германский флаг, или же меня постигнет печальная судьба великого изгнанника на острове св. Елены»[351]. «Грозные симптомы, пишет Сазонов в своих воспоминаниях, — приближающегося разложения Турции, наперед учитанного и уже использованного германским империализмом в собственных видах, вынуждали русскую дипломатию заняться обсуждением тех мер, к которым Россия могла быть вынужденной прибегнуть во всякую минуту для защиты своих интересов»[352].
В этих условиях значение черноморских проливов для России приобретало основное значение. Император Николай II поручил министерству иностранных дел и главному военно-морскому командованию вплотную заняться этим вопросом. Одним из решений вопроса был бы прямой захват проливов русским десантом, как это сделали англичане в Суэцком канале. Но реальные возможности не позволяли сделать это в 1913 году.
Министр иностранных дел Сазонов в докладной записке Государю писал: «Можно быть разных взглядов насчет того, следует или нет России стремиться к завладению проливами. Если мы поставим вопрос о потребных для сего жертвах и о ценности такого приобретения, то мы неизбежно натолкнемся на противоположение одних аргументов другим. На спорных базах нельзя обосновывать направление внешней политики в столь первостепенной важности вопросе. За последнее время вопрос о проливах осложнился новыми условиями, которые, с одной стороны, усилили экономическое значение проливов для России, а с другой, осложнили политические и стратегические трудности на пути к возможному завладению ими. Вопрос так и остается открытым, и единственное заключение, к которому можно прийти в настоящее время — это что едва ли в России найдется ответственный политический деятель, который не признал бы, что в случае изменения существующего положения Россия не может допустить разрешения вопроса вопреки своим интересам; иными словами, при известных условиях, не может остаться безучастной зрительницей событий […] Проливы в руках сильного государства — это значит полное подчинение экономического развития всего юга России этому государству»[353].
Тем не менее, Сазонов подчеркивал, что десантную операцию на Босфоре в настоящее время «почти невозможно осуществить». 21 февраля 1914 года состоялось совещание под председательством Сазонова с участием генерала Жилинского, адмирала Григоровича и посла в Турции Гирса по вопросам десантной операции в Босфоре. И Жилинский, и Сазонов считали, что десантную операцию возможно осуществить только в условиях общеевропейской войны. Адмирал Григорович также считал операцию невозможной в настоящее время, из-за малоудовлетворительного обеспечения войск транспортными судами. «Я помню, — вспоминал Сазонов, — под каким безотрадным впечатлением нашей полной военной неподготовленности я вышел из этого совещания. Я вынес из него убеждение, что, если мы и были способны предвидеть события, то предотвратить их не были в состоянии. Между определением цели и ее достижением у нас лежала целая бездна. Это было величайшим несчастьем России»[354].
Однако, представляется, что Сазонов несколько сгущает краски, говоря о «полной нашей военной неподготовленности». Действительно, у России на конец 1913 — начало 1914 года не хватало сил для осуществления десантной операции. Но ведь дело в том, что эту операцию планировали проводить в условиях всеевропейской войны.
Военный министр генерал В. А. Сухомлинов тоже опасался неготовности России для проведения десанта на Босфоре: «На основании моих наблюдений, писал он в своих мемуарах, — на десантном маневре 1903 года, я не мог отказаться от мысли, что наш десант на Босфоре — это дорогая игрушка и, сверх того, может стать опасной забавой — по крайней мере еще в течение долгого времени. В 1913 году я докладывал Государю мою личную точку зрения относительно рискованности самой операции по занятию проливов с технической стороны. Выслушав мой доклад, Император Николай II, видимо, настроенный оптимистично, не отрицая трудности операции с военной точки зрения, дал мне понять, что в этом деле идея и цель всего вопроса имеет такое доминирующее значение, что технические детали отходят на задний план»[355].
Отсутствие единого мнения о возможности десантной Босфорской операции и непрекращающиеся споры вокруг нее отразились и на реорганизации русского флота. До 1913 года, то есть до самого кануна войны, морское министерство считало, что главным в предстоящей войне будет Балтийский флот. Именно поэтому проходило его укрепление. При этом, Балтийскому флоту ставились чисто вспомогательные задачи — помешать высадке неприятельского десанта в тылу русской армии, или, по возможности, его затруднить[356].