Господь

Как тихо все протекло, видно из дальнейшего повествования: когда выяснилось, что она находится в ожидании, Иосиф, с которым она была обручена, захотел расстаться с нею, думая, что Она ему изменила; и его еще хвалят за то, что он, «будучи праведен», и, конечно, очень любя Ее, «хотел тайно отпустить Ее» (Мф 1. 19). Значит, все произошло на такой недоступной глубине, что Мария не нашла никакой возможности сказать об этом хотя бы тому человеку, с которым была помолвлена, и Сам Бог должен был просветить его.

Но за этой глубиной, к которой мы, хотя и с великим благоговением, еще можем приблизиться, открывается другая, Божия бездна. О ней говорят те слова, которые мы привели в начале. О ней говорится и в первом стихе четвертого Евангелия: «В начале было Слово, и Слово было у Бога, и Слово было Бог».

Здесь речь идет о «Боге». С Ним есть еще Некто, «у Него», «к Нему обращенный», как сказано по-гречески, называемый «Словом», – то, в чем Первый выражает Свою жизненную полноту, Свой смысл. Этот тоже Бог, как и Тот, Который произносит Слово, и все же есть только один Бог. И об этом Втором говорится, что Он «пришел к своим», в Им сотворенный мир (Ин 1.11). Будем внимательны к тому, что здесь говорится: Он не только властвует в мире как вездесущий и всемогущий Творец, но и, если можно так выразиться, в известный момент переступает некую границу, которую в мыслях и уловить невозможно. Вечно-Бесконечный, Неприступно-Отдаленный, Он Сам входит в историю.

Как могли бы мы представить себе отношения Бога к миру? Так, например, что, сотворив мир, Он жил над ним в бесконечной высоте, блаженно довольствуясь Самим Собою и предоставив творению идти раз и навсегда определенным ему путем. Или так, что Он находился в мире – как творческая первооснова, из которой все произошло, как всепроникающая формирующая сила, как смысл, выражавшийся во всем... В первом случае Он был бы отрешен от мира в потусторонней недосягаемости, во втором был бы Подлинностью всего. Если попытаться представить себе вочеловечение на основе первого предположения, то оно могло бы означать только то, что некий человек был неповторимым образом охвачен Божией мыслью и Божией любовью настолько, что можно было бы сказать: в нем говорит сам Бог. Если же основываться на втором предположении, то вочеловечение означало бы, что Бог выражает Себя везде, во всех вещах, во всех людях, но с особой силой и ясностью в этом Единственном, – настолько, что можно сказать: здесь Бог явил Себя телесно... Но мы сразу видим, что эти представления – не те, которые содержатся в Священном Писании.

То, что Откровение говорит об отношении Бога к миру и о Его вочеловечении, имеет совершенно иной смысл. Согласно ему, Бог особым образом вошел во временное: это было решением, которое Он принял совершенно свободно. У вечного и свободного Бога нет судьбы, судьба есть только у человека в истории. Здесь же подразумевается, что Бог вступил в историю и принял «судьбу» на Себя.

Но того, что Бог из вечности вступает в конечное и преходящее, что Он через «границу» совершает шаг в историческое, не постигнуть человеку. Может быть даже, человеческий ум, создав себе «чистое представление о Божестве», отказывается принимать то, что кажется ему случайным и свойственным человеку – и, однако, как раз здесь речь идет о самой сущности христианства. Одного мышления здесь недостаточно. Однажды один из моих друзей произнес фразу, благодаря которой я понял больше, чем мог бы понять только рассудком. Мы говорили на эти темы, и он сказал:

«Любовь творит такие дела!» Эти слова помогают мне и теперь. Хотя они ничего не объясняют рассудку, они взывают к сердцу, помогают ему возвыситься до ощущения Божией тайны. Тайна не постигается, но она становится близкой, и опасность «соблазнов» непонимания исчезает.

Ничто великое в человеческой жизни не возникло из одного мышления: все вышло из сердца, движимое любовью. Но любви присущи ее собственные «почему» и «зачем», – правда, для этого нужно открыть себя ей, иначе не понять ничего... А если любящий – это Бог? Если перед нами Божий глубина и всемогущество – на что только не будет способна тогда любовь? На такое грандиозное великолепие, которое каждому, кто не исходит из любви, должно показаться глупостью и бессмыслицей.

Время идет дальше. Получив наставление от Бога, Иосиф берет к себе Ту, с которой он помолвлен, – и как же глубоко этот тихий человек должен был проникнуться этим наставлением! Что должно было произойти в нем, когда он понял, что Бог возложил Свою руку на его жену и что жизнь, которую Она несла в себе, возникла от Святого Духа! Тогда-то и пробудилась великая и блаженная тайна христианской девственности (Мф 1.19-25).